| Бугаев А. Констатация того факта, что декоммунизация в России не состоялась, давно стала банальностью. Сохранение перелицованного праздника 7 ноября, так и не захороненный Ленин и памятники ему, названия улиц и станций метро - зримые символы этого. И результаты недавнего опроса ВЦИОМ выглядят удручающе: большинство опрошенных (59%) в той или иной степени положительно оценивает Октябрьскую Революцию (из них 27% считают, что она открыла новую эру в истории), и лишь явное меньшинство (12%) относится к ней резко отрицательно. В гипотетической ситуации присутствия при октябрьских событиях 41% поддержали бы большевиков (из них 22% - активно), 24% выжидали бы, 13% уехали бы за границу и лишь 6% готовы бороться против. Причем сравнение опросов 1997 и 2001 годов показывает положительную для сторонников Великого Октября динамику в 3-5, иногда даже 7 процентов. Очевидно, за десять лет, прошедших после крушения коммунистического режима, наши соотечественники в массе своей не смогли или не захотели переосмыслить историю Великой Октябрьской Социалистической Революции. Лавина книг, статей и страстных выступлений, разрушивших здание Советской Власти, как будто ушла в песок, мало повлияв на массовые представления. Так что же - Ленин все еще живее всех живых? Однако при всей важности символов большинство российских граждан все-таки живет в мире практических проблем и, несмотря на симпатии к Октябрьской революции, не ходит на коммунистические митинги. И эта практическая жизнь никак не пересекается со смысловым пространством Великого Октября, порожденным понятиями "пролетариат", "буржуазия", "эксплуатация", "классовая борьба", "ликвидация частной собственности" и т.п. Пространство повседневности уже давно, за два с лишним десятилетия до 1991 года, перестало быть коммунистическим. Господство "советского" восприятия всего, что относится к идеологической сфере, искусственно поддерживалось многолетним и ежедневным давлением пропаганды, навязыванием тотального идеологического языка. И даже это господство в последние советские десятилетия было чисто внешним, достаточно вспомнить массовое распространение анекдотов про Ленина к его столетнему юбилею. Обветшание и необратимая потеря энергетики советского политического языка была очевидна уже в семидесятые годы прошлого века. За десять посткоммунистических лет советский язык практически умер как язык текущей политики. Вместо него пока не возникло никакого универсального политического языка, хотя в отдельных социальных группах функционируют свои упрощенные специфические языки (правозащитно-западнический язык "общечеловеческих ценностей", язык политтехнологов, язык "конкретной политики" наездов и откатов, эзотерические языки левых и правых радикалов и т.п.). Эти языки худо-бедно обслуживают нужды текущей политики, но не могут стать массовым языком, пригодным для осмысления советской истории. Именно поэтому большинство наших сограждан при обращении к прошлому используют давно мертвый, но все еще не захороненный советский язык, принимая вместе с этим языком намертво вмонтированные в него смыслы и оценки. Однако с течением времени число носителей этого языка необратимо сокращается: он не передается по наследству и уходит из активной жизни вместе с людьми, воспитанными при советской власти. Недаром большинство современных школьников на вопрос "кто такой Ленин?" неуверенно отвечают, что это первый президент СССР, или царь, или какой-то писатель. Ленин им совершенно безразличен, Сталин известен как персонаж исторических фильмов, а про Троцкого и Бухарина они вообще вряд ли слышали. Понятия "выстрел Авроры", "триумфальное шествие Советской Власти", "Днепрогэс и Магнитка" способны вызвать лишь недоумение. Поэтому названия "Площадь Революции" и "Ленинский проспект" скоро станут рядовыми топонимами, происхождение которых известно немногим. Зримые символы советской эпохи перестанут быть массовыми символами, оставшись просто визуальными объектами. Миф о великом Ленине и Великом Октябре окончательно умрет так же, как умер советский язык, лишенный стоящей за ним силы тоталитарного государства. |