База рефератов

Никита Яковлевич Бичурин — выходец из бедных слоев сель- ского духовенства, представители которого занимались хри-стианским просвещением чувашей. Его дед Данил Семенов (предпо­лагается, что был из чувашей) в 50-х годах XVIII века служил дьячком Сретенской церкви в с. Чемурша-Типсарино Чебоксарского уезда, в 1764 году посвящен в сан священника и переведен в Ус­пенскую церковь с. Акулево Цивильского (с 1781 года — Чебоксар­ского) уезда. Следуя традиции церкви, служителями культа стали и его сыновья — Яков и Иван Даниловы. Отец нашего знаменитого земляка — Яков Данилов — родился в 1749 (или в 1750) году, обучался в Казанской духовной семинарии. В 1770 году он стал дьяконом Акулевской церкви, где священником был его отец.

Никита, первенец в семье Якова и жены его Акулины Степано­вой, родился в 1777 году в с. Акулево, а в 1779 семья переехала в с. Бичурино Свияжского (с 1781 г. — Чебоксарского) уезда, по на-званию которого он и получил впоследствии фамилию Бичурин. Вот что писал современник Н.Бичурина, историк Н.С.Щукин: «Отец его, дьячок Иаков, не имея даже фамилии, всю жизнь провел в этом звании и крестьянских трудах. Сын его Никита поступи.!, в восьмом году возраста, в училище нотного пения города Свияжска. В 1985 году перешел в Казанскую семинарию, где и дано ему про­звище Бичурина, по селу, в котором родился». Удивительна истори­ческая атмосфера, в которой рос будущий богослов. Детство Никиты прошло среди приволжских чувашей, отличившихся своей самоот­верженной борьбой в повстанческих отрядах Емельяна Пугачева. В годы, предшествовавшие Крестьянской войне, чувашское населе­ние подвергалось насильственной христианизации.

Для активного внедрения православия среди нерусского крес­тьянства преосвященные архиепископы Вениамин (Пуцек-Григо-рович), Антоний (Герасимов-Забелин) и особенно Амвросий (По-добедов) в годы управления ими Казанской епархией старались подготовить грамотных проповедников за счет пополнения духов-ной семинарии учениками из семей служителей церкви. «Святим» отцам, пытавшимся под разными предлогами освободить своих де­тей от духовных училищ, угрожали штрафами, отсылкой на «чер­ную работу», сдачей виновных в солдаты, отлучением от церковной службы. Родителям Никиты Бичурина, как и другим священнослужителям, не приходилось даже и думать об увольнении сыновей из духовного ведомства для получения светского образованияю- Синод не дозволял этого. И «Казанского наместничества Свияжской округи села Пичурина священника Якова Данилова сыну Никите» путь был один — в духовное учебное заведение.

Казанская духовная семинария, в которой Никита Бичурин про­был около 14 лет, готовила священнослужителей для многих реги­онов — от Волги до «азиатского» Востока.

В 1785 году в Казань для управления епархией переведен в сане архиепископа «талантливый проповедник слова божьи» Амвросий Подобедов. В годы его управления (1785—1799) Казанская духовная семинария была преобразована в академию. Помимо обычных ре­лигиозных дисциплин в учебные планы вошли и светские, для ра­боты в семинарии стали привлекать способных воспитанников Мос­ковского университета, Московской духовной академии, Алексан-дро-Невской семинарии. Эти новшества повышали интерес к уче­бе, улучшилась подготовка церковников и педагогов. Никита Би­чурин выдержал изнурительные испытания голодом, холодом, бо­лезнями и прочими невзгодами, выпадавшими на долю бедных бурсаков. В 1798 году в Казанскую духовную семинарию определи­ли и его младшего брата Илью. Никите Бичурину надо было за­ботиться и о нем. Сам он все годы учебы — в числе лучших учеников, поражал учителей своими способностями. И был пред­ставлен казанскому архиепископу Амвросию Подобедову, кото­рый затем «благотворил ему всю жизнь».

«По окончании курса учения, в 1799 году, сделан был учителем грамматики в той же семинарии, переименованной уже в акаде­мию. В 1800 году пострижен в монашество и сделан учителем выс­шего красноречия. В 1802 году произведен в архимандриты и по­слан в Иркутск ректором тамошней семинарии», — лаконично со­общается в «Автобиографической записке» Н.Я.Бичурина.

После пострижения в монашество он под именем «Иакинф» определен «в число соборных иеромонахов Санкт-Петербургской Александре-Невской лавры, и того же месяца 22 дня произведен во иеродияконы; 1801 года августа 25 дня произведен в иеромона­хи, а ноября 7-го препоручено управление Казанского и Иоаннов-ского монастыря».

Быстрое продвижение Никиты Бичурина по духовному ведом­ству современники объясняли по-разному, нередко допускались и совсем уж необоснованные предположения. Большинство биогра­фов его пострижение объясняли неразделенной любовью. Например, в журнале «Русская старина» (август-сентябрь, 1888 г.) были опуб­ликованы воспоминания внучки Бичурина Н.С.Моллер, в которых она утверждала, что двоюродные братья и большие друзья Никита Бичурин и Александр Карсунский по окончании курса в академии полюбили одну девушку — Татьяну Саблукову, жившую с родителя­ми в Казани. Друзья порешили: «Тот, который будет выбран, женит­ся, а другой пойдет в монахи». Выбор будто пал на Карсунского, а Никита принял монашество. Однако Моллер признавала, что не мо­жет поручиться за достоверность этого семейного предания. Гораздо убедительнее мнение историка Н.С.Щукина: «Начальство не выпус­кает из вида людей даровитых. Молодому учителю было внушено, что в духовном звании предстоит более случаев достигнуть до выс­ших степеней, нежели в светском, и Никита Яковлевич Бичурин, отказавшийся прежде от сана священника, надел клобук с именем Иакинфа в 1800 году...»

А заставило Бичурина покинуть родное Поволжье и уехать для служения в Сибирь только одно обстоятельство — в Казани не было солидной вакантной должности для продвижения в церковно-мо-настырской службе. Архимандрит Иакинф Бичурин прибыл в Ир­кутск 4 августа 1802 года, принял по описи в свое управление «Воз­несенский монастырь, церкви, утварь и церковную ризницу, день­ги и все монастырские вещи и припаси». В его ведение перешла и духовная семинария, а с 9 августа 1802 года он стал непременно участвовать в заседаниях Иркутской духовной консистории. Под кон­тролем молодого архимандрита в монастыре стали строить новые хозяйственные помещения, а также готовить черноризцев и бурсаков к миссионерско-просветительской деятельности.

Уже в первые месяцы своего пребывания в Иркутске Бичурин убедился: церковно-монастырские дела в епархии сильно запуще­ны, в здешней семинарии не было дисциплины, семинаристы «иные ходили в классы поздно, а другие — когда был досуг». Иакинф стал строго наказывать за самоволие. Это вызвало ропот и недо­вольство учеников, и они, в сговоре с недовольными черноризца­ми из Вознесенского монастыря, установили негласный надзор за личной жизнью своего наставника, чтобы обвинить его в наруше­нии церковно-монастырских уставов и отстранить от управления монастырем и семинарией. Выяснив, что в покоях архимандрита под видом послушника Адриана Иванова проживает молодая женщина, группа пьяных семинаристов начала ее поиск, закончившийся буйным бесчинством. Так в Синоде появилось дело № 183 на 447 листах о «происшедшем в Иркутской семинарии беспорядке от семи­наристов и оказавшегося при сем случае предосудительного поступка архимандрита Иакинфа», получившее широкую огласку. Разбиратель­ства в высших гражданских и церковных инстанциях тянулись долго. Наконец было вынесено решение об отстранении архимандрита от правления монастырем и снятии с ректорской должности. Высо­чайше утвержденный указ предписывал владыке Иркутской епар­хии незамедлительно «отправить Иакинфа с пашпортом в То­больск к тамошнему преосвященству Антонию, архиепископу, с тем, чтобы он употреблен был по рассмотрению его, архиеписко­па, учительскую по семинарии должность, под присмотром и на­блюдением надежной духовной особы, рапортуя о поведении его, Иакинфа, святейшему Синоду по прошествии каждого года». По приговору палаты уголовного суда Иркутска, 9 семинаристов за свой «буйный поступок» были «выключены» из духовного зва­ния, наказаны розгами и по велению царя определены в приказ­ные служители.

В марте 1806 года опальный Иакинф покинул Иркутск и вые­хал в г. Тобольск — место ссылки государственных преступников.

Здесь Иакинф стал изучать историко-этнографические и гео­графические сочинения о народах Сибири и восточных стран, с особым усердием штудировал литературу о Китайской империи и ее жителях, интересовался сведениями о посольстве в Китай графа Ю.АХоловкина, застрявшего в Иркутске. Зная о благосклонном от­ношении к себе главы «великого посольства», Бичурин втайне на­деялся, что с его помощью сможет занять должность начальника Пекинской духовной миссии и осуществит свою сокровенную меч­ту — узнает ближе малодоступную тогда Китайскую империю и сопредельные с ней страны.

Надо отметить, что близко познакомившись с Бичуриным, граф Головкин был восхищен его недюжинными лингвистическими спо­собностями, превосходной памятью и деятельной натурой. Это и предрешило дальнейшую судьбу отца Иакинфа — он был назначен начальником миссии. 18 июля 1807 года миссия выехала из Иркут­ска и 17 сентября из пограничного русского города Кяхты отправи­лась в столицу Срединной империи.

Сведения по истории и этнографии народов Зарубежной Азии, накопленные за первое столетие существования Российской духов­ной миссии в Пекине, были весьма скудными. Бичурин по пути в Пекин вел подробный дневник, стремясь описать «проезжаемую страну с селениями и городами, состояние в оной годовых времен... и даже присовокупить к сему статистическое описание Монголии». Часть этих записей была позже использована в его «Записках о Монголии», вы­шедших в 1826 году в Петербурге. С уверенностью можно сказать, что интерес Иакинфа Бичурина к жителям Монголии и Китая, укладу их жизни и самобытной культуре имел научно-познавательный ха­рактер. Проезжая через Монголию, он изучал монгольский язык и с увлечением собирал историко-этнографические сведения о монголь­ских племенах.

Основная цель русской православной миссии в Китае заключалась в распространении православия.

Однако архимандрит Иакинф оказался «малоусердным» настав­ником миссионеров и до конца своей жизни подвергался гонени­ям. Но именно ему было суждено стать первым русским ученым, приступившим к тщательному изучению истории народов Цент­ральной и Средней Азии на основе письменных источников на во­сточных языках. В продолжение четырех лет пребывания в Китае Н.Я.Бичурин составил китайско-русский словарь, послуживший первоосновой для составления многотомных китайско-русских сло­варей. Наряду с изучением книжного и разговорного китайского языка отец Иакинф занялся письменными источниками по истории, географии, этнографии, медицине.

На седьмом году жизни в Пекине он перевел литературно-исто­рический свод учений Конфуция, затем приступил к переводам- извлечениям в трех томах из огромного китайского географического сочинения «Дайцин и Тунчжи» и обширного перевода в 16 томах «Тунцзянь ганму» — сводной истории Китайского государства с древ­нейших времен до Цинской династии (1644 г.). Видный советский востоковед Л.Н.Гумилев писал, что переводы Бичурина, составляю­щие 20 рукописных томов, служили для него «колодцем, из которо­го он черпал сведения для своих работ».

Не только о глубоком интересе Бичурина к жизни народов Вос­точной Азии, но и о собственных обширных познаниях свидетель­ствуют его переводы научных сочинений по китайской астроно­мии, философии, сельскому хозяйству, торговле, судоходству.

Однако нравы эпохи не терпели такого вольнодумства. И пока Иакинф в Пекине без устали занимался наукой, царские мини­стры в Петербурге искали ему замену. 1 декабря 1820 года в Пекин прибыла Десятая духовная миссия с архимандритом Петром Ка­менским.

15 мая 1821 года члены Девятой духовной миссии во главе с Иакинфом Бичуриным, сопровождаемые 30 верблюдами (15 из них были нагружены вьюками и ящиками с книгами, рукопися­ми и другими предметами огромной научной ценности), телегами и небольшим казачьим отрядом, двинулись из Пекина в обрат­ный путь на родину. Он еще не знал, что в Синоде и Министер­стве духовных дел готовится судебное обвинение по донесениям сибирского генерал-губернатора И.Б.Пестеля, иркутского губер­натора Н.И.Трескина и архимандрита П.И.Каменского о много­численных «прегрешениях» отца Иакинфа и отдельных членов Де­вятой миссии.

Синод приговорил его к ссылке на вечное поселение в Соло­вецком монастыре, «с тем, чтобы, не отлучая его оттуда никуда, при строжайшем за его поведением надзоре употреблено было ста­рание о приведении его к истинному в преступлениях его раская­нию». Отца Иакинфа лишили архимандрического и священничес­кого сана, но оставили в монашеском звании.

Царь Александр I утвердил указ Синода, но предложил содер­жать опального монаха Иакинфа Бичурина не в Соловецком мо­настыре, а под строгим присмотром в монастыре на острове Вала­ам, что на Ладожском озере. Положение ссыльного в монастырском остроге приводит Бичурина в отчаяние от мысли, что «погибли все надежды сделать труды... полезными отечеству».

Многие просвещенные умы России пытались смягчить участь уче­ного-монаха. Среди них был и барон П. Шиллинг фон-Канштадт, видный чиновник Азиатского департамента Министерства иностран­ных дел и член-корреспондент Российской академии наук. По про­шествии четырех лет он доложил министру иностранных дел, что в Валаамском монастыре живет бесполезно ученый-китаист, а между тем министерству нужен такой человек. И в 1826 году государь импе­ратор высочайше повелеть соизволил: «Причислить монаха Иакинфа Бичурина к Азиатскому департаменту».

Началась новая веха в жизни Иакинфа. Знаменитый синолог стал желанным гостем в литературных салонах столицы, посещал субботники князя В.Ф.Одоевского, познакомился и подружился с А.С.Пушкиным, В.Г.Белинским, Н.А.Некрасовым, И.А.Крыловым. В течение многих лет он сотрудничал с журналами «Московитя-нин» М.П.Погодина и «Московский телеграф» П.А Полевого.

Пик творческого подъема ученого относится к 1827—1837 го­дам, когда были завершены исследования в области востоковеде­ния, создано «Статистическое описание Китайской империи». Дваж­ды он совершал научные поездки в Забайкалье. В 1828 году вышло в свет несколько его монографий, а также — «Записки о Монголии», которые сразу были переведены на немецкий