Служилые люди в Сибири XVII века
В начале XVII в. в состав сибирского гарнизона входило лишь 49 служилых людей. Однако, по мере возрастания роли города как главного перевалочного пункта на пути в Сибирь и из Сибири, а также в результате возникновения новых пашенных и оброчных слобод и в связи с непрекращающимися набегами кочевников на селения Верхотурского уезда, численность военно-служилого населения здесь существенно увеличивается. В 20-х гг. XVII века верхотурский гарнизон состоял уже из 7 служилых «по отечеству» и «начальных» людей, 64 стрельцов и 3 пушкарей. К концу века их, соответственно, было 33, 105 и 5.
C середины 50-х гг. XVII столетия ряды приборных людей пополнились за счет беломестных казаков, обычно служивших «с пашни». (Термин «белый» в те времена означал освобождение земли от налогообложения). В 1666г. в 5 слободах Сибирского уезда их насчитывалось 88 человек. В 1680г. в 11 сибирских слободах проживало 97 казаков, 6 пушкарей и 1 воротник.
Особое место среди сибирских служилых людей занимали дети боярские. Из их числа формировался высший командный состав сибирских гарнизонов, они участвовали в военных походах и в обороне городов и острогов от нападений «немирных иноземцев», строили городовые и острожные укрепления, назначались на приказные должности. Им предписывалось организовывать новые слободы, заниматься сбором ясака, доставкой хлеба и соли и многим другим. При сравнительной немногочисленности детей боярских в Сибири они играли важную роль в сфере управления, поскольку, в отличие от Европейской России, где эта категория служилых людей «по отечеству» составляла низшую прослойку феодального класса и зачастую мало, чем отличалась от приборного населения, здесь они представляли собой своеобразную служилую «аристократию». Некоторые из них даже занимали воеводские должности.
Наряду с обычной практикой верстания «подрослей» детей боярских в службу в «выбылые» оклады их отцов и ближайших родственников и переводом из других городов, эту категорию нередко пополняли ссыльные, в том числе «иноземцы», служилые из приборных «начальных» людей (казачьи атаманы и головы, стрелецкие сотники, пятидесятники и десятники), служители сибирских церковных иерархов, представители местной родоплеменной знати, приказной администрации, а иногда даже гулящие люди (каким являлся, например, будущий св. Симеон Верхотурский) и представители податных сословий.
Так, например, в 1657г. был сослан из Москвы «за непристойные слова» на вечное поселение Юрий Арсенев, которого велено было по государевой грамоте поверстать в дети боярские с годовым денежным окладом 15 рублей и соответствующим хлебным жалованьем. Через г. он получил прибавку - 3 рубля и хлеба «против денег», которой, впрочем, скоро лишился. В первой половине 60-х гг. XVII века Юрий Арсенев, очевидно, погиб в одном из сражений с «изменниками татарами». В соответствии с царским указом и «по приказу стольника и воеводы Ивана Яковлевича Колтовского да подьячьего Василия Богданова» по его «душе» в церковь Казанской Богородицы в Арамашевской слободе был сделан книжный клад - Апостол, изданный И.А. Невежиным в Москве в 1606г. (хранится в настоящее время в собрании Уральского университета).
Сосланный в числе других «литовских людей» в Сибирь «иноземец» Андрей Бернацкий служил сначала в Кузнецком остроге. Во время набега калмыков он потерял сына и сам был ранен. Позднее он служил в детях боярских в Енисейске, а в 1649г. его перевели на Верхотурье, сохранив за ним на новом месте его прежний оклад - 20 рублей денег, 20 четей (четвертей; казенная раздаточная четверть в XVII в.- 4-6 пудов хлеба - Авт.) ржи и 15 четей овса. В 1652г. ему прибавили еще 3 рубля, а также 3 чети ржи и 8 четей овса. Свою дочь Андрей Бернацкий выдал замуж за князя Семена Андреевича Пелымского, который являлся праправнуком уже не раз упоминавшегося выше соратника хана Кучума князя Аблегирима. Сам Семен Пелымский с 1642/43 гг. служил в пелымских детях боярских, а в 1654г. его поверстали с довольно высоким окладом в дети боярские по Верхотурью. После его смерти в 166 г. в верхотурских детях боярских служил его сын Петр.
В 1649г., то есть одновременно с Андреем Бернацким, верхотурским сыном боярским стал Измайло Коптев. Его поверстали из архиепископских детей боярских в 15-рублевый «выбылой» оклад Андрея Перхурова, «а за хлебное жалованье» он служил «с пашни», то есть имел надел земли. Следует сказать, что другой представитель вышеназванного семейства Перхуровых, Панкратий, упоминается, как и Андрей, уже в 20-х гг. XVII в. Он был приказчиком Арамашевской слободы, а потом, в 1656г., строил Катайский острог.
Сверстниками Перхуровых были также дети боярские Иван Спицын (являлся в 20-х гг. XVII в. приказчиком Невьянской слободы, а в 1632г. стал основателем Ирбитской слободы) и Дмитрий Лабутин (во второй половине 20-х гг. XVII в. он был приказчиком в Невьянской слободе, а в начале 40-х гг. управлял Арамашевской слободой и строил здесь острог; позднее в верхотурских детях боярских числились его сын Афанасий и внук Дорофей).
В 1661г. был переведен из Тюмени и позднее поверстан в верхотурские дети боярские командир отряда служилых татар Афанасий Бибиков, занимавший до этого на Верхотурье должность стрелецкого сотника. Впоследствии место Афанасия займет его сын Михаил (в 1666г. ему было 16 лет, а сам он являлся еще неверстанным «подрослем»). В конце XVII в. Михаил Бибиков будет занимать воеводскую должность сначала в Пелыме, а потом на Верхотурье.
В первой половине XVII в. пополнение слоя детей боярских за счет приборных служилых и даже тяглых людей было в Сибири из-за нехватки кадров явлением достаточно обычным. Не случайно в одном из документов 1632г. подобного рода верстания объяснялись весьма просто: «На Верхотурье розсылки детям боярским многие, а детей боярских на Верхотурье мало, и к государевым делам приставить неково». Однако уже со второй половины столетия государство пытается взять ситуацию под жесткий контроль.
Тем не менее, несмотря на дамоклов меч возможного «розыска», несанкционированные сверху верстания как приборных людей, так и служилых «по отечеству», продолжались и в последующее время.
Основную массу служилых в Сибири составляли казаки, пешие и конные, а также стрельцы. Еще в конце XVI - начале XVII вв. сюда активно отправляли на службу терских и донских вольных казаков, а также переводили городовых казаков и стрельцов из состава гарнизонов городов на севере европейской части страны. Эти переводы продолжались вплоть до середины XVII в., и в 1635г., например, в Тобольск, Тюмень и Тару были посланы около 1 тыс. ратных людей из Великого Устюга, Вологды, Нижнего Новгорода и других городов. Только во второй половине столетия сибирские гарнизоны стали пополняться за счет наборов на местах и перемещение военных сил из Европейской России прекратилось. Пешие казаки и стрельцы объединялись в приказы, находившие под командованием голов. Приказ насчитывал, как правило, несколько сотен. У казаков они именовались станицами и находились под началом атаманов, у стрельцов - сотнями, во главе которых стояли сотники. Дальнейшее деление было традиционным: пятидесятники, десятники и пр. Правда, численность сотни или станицы редко составляла именно 100 человек, ибо пополнения подразделений, как правило, отставали от убыли. Различий между ними почти не было, и их даже редко отделяли друг от друга в списках личного состава, книгах жалования и других официальных документах. Впрочем, стрельцы к концу века почти исчезли из состава сибирских гарнизонов. Пешие казаки, напротив, продолжали оставаться наиболее многочисленной категорией.
Конные казаки, будучи не столь многочисленной группой, формально считались более высоко стоящими и приравнивались к служилым литовского и новокрещеного списков. На этих последних следует остановиться подробнее. Изначально эти группы состояли, как на то указывают их названия, из попавших в Сибирь лиц нерусского происхождения, среди которых подавляющее большинство составляли военнопленные. Это были выходцы из Речи Посполитой - белорусы, украинцы (или черкасы), поляки; немало было там и запорожских казаков, и немцев (так называли выходцев из стран Западной Европы), и представителей других народов. Правда, в отрядах "литвы" всегда насчитывалась какая-то часть русских людей, а впоследствии их состав оказался разбавлен местными уроженцами, потомками когда-то присланных сюда иноземцев. Служивших в литовских сотнях русских именовали в официальных документах казаками литовского списка, а детей иноземцев - новокрещенами, поскольку их отцы, обжившись в Сибири, крестились в православную веру и меняли свои прежние имена на русские. К концу столетия почти все эти люди уже одинаково именуются казаками литовского списка, а термин «Литва» фактически выходит из употребления, что указывает на процесс несомненной ассимиляции и обрусения прибывших на сибирскую службу иноземцев. Сохранялась, правда, служебная терминология, принятая в европейских армиях - командиров литовских сотен именовали ротмистрами и поручиками.
В целом, организация служилых в Сибири была такой же, как и в городах европейской части страны. В качестве ее особенностей можно отметить разве что сравнительную малочисленность ратных людей вообще и отдельных категорий в частности. Например, пушкарей и затинщиков (служилых, состоявших при затинных, т. е. крепостных пищалях) по всей Сибири насчитывалось лишь несколько десятков. Некоторые из пушкарей служили одновременно и казенными кузнецами, что свидетельствует не только об их боевых, но и о ремесленных навыках. Впрочем, много их и не требовалось, ибо здешние города, в отличие от западного и южного пограничья Европейской России, никогда не подвергались правильной осаде с участием артиллерии. Кроме того, русские власти в Сибири охотно принимали на службу представителей коренных народов, особенно их знать. Некоторые из бывших племенных князцов впоследствии были пожалованы русскими княжескими титулами за верную службу: таковы князья Алачевы, князья Гантимуровы и др. Наиболее многочисленной из всех была категория юртовских служилых татар.
Это были потомки тех князей и мурз, приближенных хана Кучума, которые быстро перешли на службу к московскому государю после крушения своего властелина. На протяжении XVII в. таких людей в Западной Сибири насчитывалось несколько сотен. Звание служилого татарина было наследственным, хотя в их число входили и выходцы из Средней Азии, иногда также поступавшие на русскую службу. Все они были уравнены в правах с русским служилым населением: выполняли те же поручения, получали то же жалование. Они оставались лично свободными от уплаты ясака, их услугами в качестве переводчиков зачастую пользовались русские посольства, отправляемые к соседним народам и в другие государства. Нечто подобное происходило и с представителями знати у других сибирских народов, также переходивших на русскую службу, имея возможность оценить все связанные с ней привилегии в отношениях со своими соплеменниками, продолжавшими вносить дань в царскую казну. Случались, конечно, у них и конфликты с представителями русской администрации, однако в условиях постоянной нехватки военной силы сибирские воеводы вынуждены были прибегать и к помощи таких союзников.
Стрелецкие и казачьи головы были вторыми после воевод людьми в иерархии военных чинов, у них имелись свои канцелярии – «приказы» с «войсковой казной» и с особыми «войсковыми подьячими»; свои «денщики», выделяемые на определенный срок из числа рядовых служилых людей; и т. д. Головы ведали наборами на освободившиеся места, судили своих подчиненных, контролировали выдачу жалования, следили за поведением подведомственных им служилых. Они также распределяли своих подчиненных по разным службам: на караулы, в поездки и др. Правда, набор служилых людей требовалось производить с ведома воевод, так что головы обязаны были предоставлять в приказную избу «сказки» о необходимости верстания или подбирать кандидатов на вакантные должности, хотя зачастую этим занимались и сами воеводы, и дьяки с подьячими. Неудивительно поэтому, что по вопросам управления гарнизонами между сибирскими воеводами и головами могли происходить острые конфликты.
Сибирские служилые люди, как и крестьяне, имели свои мирские организации. Это было традицией, идущей еще от тех норм казачьего самоуправления, которые принесли в Сибирь Ермак и его сподвижники. Каждый гарнизон представлял собой единую корпорацию, которую сами ее члены называли «войском». Она имела свою «войсковую казну», куда поступали боевые трофеи, долго сохраняла выборность командного состава, служебные нагрузки распределялись внутри нее с согласия заинтересованных в этом служилых. Для решения особо важных вопросов, связанных с военным делом, собирался «казачий круг», где обсуждались постройка крепостных сооружений, направления и сроки боевых походов, материальное снабжение отдельных частей войска и т. д. Все эти проблемы формально находились в компетенции воевод, однако решать их они могли лишь с учетом мнения служилых людей. В противном случае возникали различные эксцессы вплоть до вооруженного неповиновения. Сохранилось немало челобитных, где служилые просили назначить на те или иные должности выбранных ими лиц, ведь «войско» имело право обращаться напрямую к царю или Сибирскому приказу, и активно этим правом пользовалось. Так что традиции казачьего самоуправления оказались живучи не только среди соратников Ермака, но и у их потомков.
Конечно, положение служилого человека было привлекательно, поскольку означало более высокий (в сравнении с крестьянами и посадскими) социальный статус, давало право на «государево жалование», военную добычу и т. д. Однако не все было столь безоблачно, как может показаться. Тяготы сибирской военной службы, особенно первых десятилетий колонизации, не всем оказывались по плечу, а неограниченный произвол воевод и широчайшее рас