Поражение летом 1941 года
Дискуссия о причинах поражений Красной Армии летом 1941 г. с различным уровнем интенсивности велась на протяжении всех послевоенных лет. В зависимости от уровня гласности в нашей стране она то принимала формы отдельных реплик в военно-исторических трудах и мемуарах, то превращалась в поток книг и публикаций в различных СМИ, как это происходит, например, сейчас.
Еще в 1941 г. Сталин заявил, что основной причиной «временных неудач Красной Армии» являлась внезапность нападения и огромный численный перевес противника. Теперь мы знаем, что это было не так. К настоящему времени российские историки в основном пришли к правильному пониманию причин поражений в первых операциях кампании 1941 г., хотя версия В. Резуна (Суворова), что главной причиной являлось неправильное развертывание войск, направленное не на оборону, а на наступательную войну против Германии, все еще имеет хождение.
В чем причина того, что эта дискуссия так долго не затухает? Помимо определенной политической ангажированности данного вопроса, при анализе многих публикаций в глаза бросается слабое понимание рядом авторов чисто военных аспектов, в частности, тех, которые реально влияют на боеготовность вооруженных сил. Очень многие не идут дальше доводов, которые лежат на поверхности, а именно простого сопоставления численности и тактико-технических характеристик вооружения и военной техники. Самое интересное заключается, пожалуй, в том, что те, кто строил Красную Армию в 20—30-е гг., рассуждали аналогично и постарались, чтобы к началу будущей войны РККА была бы обеспечена большим числом танков, самолетов, I |ушек и т.д. Пусть характеристики многих образцов на лето 1941 г. и не были последним словом военно-технического прогресса, но они уступали технике противника далеко не в той степени, чтобы объяснить масштабы серии постигших нашу страну военных катастроф. Гораздо меньше внимания уделялось оттачиванию Красной Армии как инструмента вооруженной борьбы. Оставался нерешенным целый комплекс животрепещущих вопросов, связанных с боевым управлением и всеми видами обеспечения, на обе ноги хромали бое-пая подготовка войск и подготовка военных кадров. Последнее сыграло особенно негативную роль, поскольку не позволило сформиро-нать современную и эффективную национальную концепцию военного искусства и выработать соответствующие обстановке планы поенных действий. Только сложив все эти факторы воедино, мы и можем получить правильный ответ — поражение Красной Армии летом 41-го было абсолютно закономерным, тем более что ей пришлось столкнуться, пожалуй, с наиболее эффективной военной машиной, которая тогда существовала в мире, — германским Вермахтом. Приведенный ниже анализ раскрывает мысль автора на примере сопоставления предвоенного состояния военно-воздушных сил противоборствующих сторон.
СССР. Доктрина и военное искусство
а) Оперативное искусство
Советский Союз являлся одной из крупнейших континентальных держав, а площадь его территории примерно равнялась одной седьмой части суши. Поэтому неудивительно, что главным видом Вооруженных Сил России всегда считались сухопутные войска, в то время как другие виды, по существу, обеспечивали их действия. В равной степени такой подход в 20—30-е гг. распространялся и на авиацию. Доктрина Дуэ была весьма холодно воспринята в СССР, получив эпитеты «антинаучная» и «реакционная». В своих взглядах советские военные руководители еще более укреплялись, наблюдая за немецкими учениями по поддержке сухопутных войск в Липецкой авиационной школе.
В отличие от Англии и Франции, в Советском Союзе не считали, что будущая война обязательно должна быть затяжной и победа в ней может быть достигнута только после сокрушения (в т.ч. и воздушными ударами) экономики противника. Советская военная наука без колебаний пришла к выводу, что цели войны должны быть достигнуты решительным наземным наступлением. Выразитель идей высшего советского военного командования в области авиации профессор комбриг А.Н. Лапчинский в труде «Воздушная армия» писал: «Раз налицо имеется массовая наступательная армия, основная задача воздушной армии — содействие продвижению этой армии вперед, для чего должны быть сосредоточены все силы. Раз ведется маневренная война, нужно выиграть воздушно-земные сражения, которые завязываются в воздухе и кончаются на земле, что требует сосредоточения всех воздушных сил». То же подтверждалось и в последующих программных документах и выступлениях.
На совещании высшего комсостава РККА в декабре 1940 г. народный комиссар обороны маршал С.К- Тимошенко заявил: «Использование ВВС в операциях фронта и армии будет идти в порядке последовательного выполнения следующих задач:
1) Подавление воздушного противника, материальное и моральное истощение его наземных сил; одновременно с этим прикрытие своих войск и тыла с воздуха.
2) Непосредственное содействие войскам в прорыве тактической обороны противника, одновременно с этим продолжение борьбы с ВВС противника и обеспечение высадки и действий воздушных десантов».
Борьбу с авиацией противника рекомендовалось вести двумя способами: уничтожением авиации противника на аэродромах с одновременным ударом по его тылам: фронтовым базам, ремонтным службам, складам горючего и боеприпасов — и уничтожением вражеской авиации в воздушных боях.
Следующим по важности считалось участие авиации в «глубокой» наступательной операции. Согласно ее теории, наступление войск должно «носить характер подавления всей оборонительной полосы с последующим прорывом, окружением и уничтожением противника». Следует подчеркнуть, что при прорыве тактической зоны обороны авиация предназначалась для ударов не по первой, а по второй позиции в глубине обороны противника, не менее чем в 1 —2 км от линии фронта. Взламывать оборону противника на первой позиции должна была артиллерия, и это избавляло авиацию от необходимости четкой отработки вопросов тактического взаимодействия с сухопутными войсками, взаимного опознавания, обозначения переднего края и т.д. Наоборот, главные цели для воздействия авиации находились, по мнению советских военных теоретиков, в оперативном тылу. Главными тыловыми объектами они считали вражеские аэродромы и железнодорожные станции.
Предусматривались и так называемые самостоятельные стратегические воздушные операции ВВС — удары против важнейших военных, экономических и политических центров противника, но этим действиям отводилась явно второстепенная роль.
К сожалению, сталинские репрессии против командных кадров имели одним из своих последствий полное прекращение всех военно-теоретических разработок. А необходимость их продолжения в конце 30-х гг. возникла в связи с приобретением первого боевого опыта в ходе локальных войн и конфликтов. При отсутствии теоретической школы выдвинутые в период 1937—1939 гг. на должности командующих ВВС округов молодые командиры были предоставлены сами себе и не имели четкого мнения относительно оптимальных способов решения тех или иных задач. Все это ясно продемонстрировало совещание высшего командного состава, проводившееся в декабре 1940 г. Как теперь известно, до начала войны оставалось примерно полгода, а высказывались подчас прямо противоположные мнения относительно оптимальной структуры ВВС, степени централизации управления авиацией, лучших способов завоевания господства в воздухе, эффективности налетов на неприятельские аэродромы, взаимодействия авиации с наземными войсками. Выступающие также по-разному оценивали опыт боевых действий в Западной Европе. Это вызвало тревогу у наркома обороны. Подводя итоги совещания, Тимошенко сказал:
«В отношении использования ВВС в операциях мы имеем большой накопленный опыт, но, как отмечалось на совещании, этот опыт до сих пор не обобщен и не изучен. Больше того, — а это может быть чревато тяжелыми последствиями, — у нашего руководящего состава ВВС нет единства взглядов на такие вопросы, как построение и планирование операций, оценка противника, методика ведения воздушной войны и навязывание противнику своей воли, выбор целей и т. д.».
б) Тактика
Бомбардировочная и штурмовая авиация
Тактика советской бомбардировочной авиации являлась довольно примитивной. В качестве основного метода поражения целей практиковалось бомбометание с горизонтального полета. В начале войны с Финляндией оно осуществлялось с высот 800—1500 м, но после ощутимых потерь, которые, как считалось, нанесены финской зенитной артиллерией (на самом деле большая часть их приходилась на финские истребители и различные летные происшествия), высоту бомбометания увеличили до 3000—4000 м. При этом уменьшение точности, вызванное увеличением высоты сбрасывания, не компенсировалось увеличением наряда сил бомбардировщиков. Сформировавшиеся еще в первой половине 30-х гг. тактические нормативы сильно преувеличивали действенность бомбометания, в результате чего в большом количестве случаев наблюдалось выделение слишком малого числа самолетов для выполнения одной задачи — звена там, где требовалась эскадрилья, эскадрильи там, где требовался полк, и т.д. Недостаточно внимания уделялось отработке слетанности большого числа бомбардировщиков в едином строю, организации системы оборонительного огня в масштабе звена или эскадрильи. Хотя все самолеты бомбардировочной авиации были оснащены радиостанциями, для руководства боевыми действиями они почти не применялись.
Отработка методов бомбометания с пикирования находилось в зачаточной стадии. В ходе войны с Финляндией специальная экспериментальная часть пыталась освоить пикирование на бомбардировщиках ДБ-3 и СБ, но эти попытки потерпели неудачу. Временным выходом стал выпуск бомбардировщика Ар-2 — специальной версии СБ, предназначенной для выполнения атак с пикирования. Бомбардировщики Пе-2, специально планировавшиеся в качестве пикирующих, начали поступать в строевые части только в начале 1941 г., что не позволило подготовить кадры к выполнению данного метода атаки.
Штурмовая авиация до войны освоила теорию и практику проведения штурмовых атак, но и здесь имелся целый ряд недостатков. Во-первых, в ВВС РККА до середины 1940 г. имелось всего пять штурмовых авиаполков, что было явно недостаточно для выполнения поставленных задач (к 1945 г. численность штурмовиков в ВВС РККА примерно в два раза превышала количество бомбардировщиков). Во-вторых, до начала 1941 г. штурмовые авиаполки были в основном вооружены устаревшими истребителями ДИ-6 и И-15бис, не имевшими бронирования и обладавшими слабым стрелковым вооружением. В-третьих, реактивные снаряды PC до начала войны считались совершенно секретным видом вооружения, в результате чего отработка их боевого применения почти не проводилась.
Методы взаимодействия авиации с наземными войсками оставались неразработанными. До войны предусматривалось только выделение авиационных представителей в штабы стрелковых корпусов или дивизий, действовавших на направлении главного удара, но эти представители являлись просто передаточной инстанцией между сухопутным командованием и авиационной частью или соединением. Передовых авиационных наводчиков не существовало. Войска должны были обозначать свой передний край и подавать идентификационные сигналы выкладыванием на земле специальных полотнищ или простыней. Однако даже в ходе «зимней войны», где советская авиация обладала бесспорным господством в воздухе в районе линии фронта, эта система показала свою малую эффективность — опасаясь ударов вражеской авиации, наземные войска регулярно отказывались такие сигналы выкладывать.
Истребительная авиация
По большинству вопросов тактика советской истребительной авиации оставалась на уровне конца Первой мировой войны. Основными методами ее боевого применения считались прикрытие своих наземных войск и объектов и сопровождение бомбардировщиков. Из-за небольшой дальности полета и слабой штурманской подготовки полеты в глубь контролируемой противником территории на «свободную охоту» не практиковались.
Применение боевых порядков на основе трехсамолетного звена не позволяло эффективно использовать боевые качества новых скоростных истребителей типа Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3 в вертикальном маневре. Переход к боевым порядкам пары в истребительной авиации в ближайшее время не предусматривался.
Поскольку радиосвязь на советских истребителях практически отсутствовала, для наведения самолетов в воздухе предназначались специальные наземные посты наведения, которые должны были выкладывать на земле соответствующие сигналы полотнищами. Прочитать такой сигнал с большой высоты было зачастую затруднительно, поэтому истребителям приходилось снижаться и совершать круги, в то время как обстановка требовала решительных действий. К тому же такие посты наведения существовали только в системе ПВО крупных городов. В воздухе ведущие для управления ведомыми использовали визуальные сигналы руками или эволюциями самолета.
Разведывательная авиация
Ее тактика также находилась в примитивном состоянии. Это объяснялось в первую очередь слабостью самой разведывательной авиации. Фактически в составе ВВС существовало только несколько дальнеразведывательных эскадрилий и полков, которые готовились к выполнению задач командований фронтов или Главного командования с использованием фотоаппаратуры. Задачи же разведки на тактическую и оперативную глубину предстояло решать самолетам истребительной и бомбардировочной авиации исключительно на основе визуального наблюдения. Для этого летчикам следовало до войны упражняться в правильной классификации наземных целей, но практически этого не делалось. В результате качество визуальной разведки оказывалось очень низким.
Организация
Советская авиация не являлась в то время самостоятельным видом вооруженных сил, а всего лишь родом войск в составе РККА и ВМФ. Во главе сухопутной авиации стояло Главное управление ВВС РККА под командованием генерал-лейтенанта П.Ф. Жигарева (назначен на должность 12.04.1941 вместо арестованного П.В. Рычаго-ва). Главно