Кириллин В. М.
Сегодня Россия больна. Все населяющие её народы в одинаково трудном положении. Ценой огромных потерь и пока еще слабых и плохо согласованных усилий мы пытаемся это положение преодолеть. Однако то, что с нами происходит, "кризисом" (в медицинском смысле этого слова, после которого или жизнь или смерть) всё же не назовёшь. Бывало похуже. Но до сих пор мы всегда находили в себе силы устоять и пойти дальше. И всегда в этом вековечном движении нас укрепляла память о славных исторических событиях. Ведь, в сущности, без них как вех прошлого не может быть ни настоящего, ни будущего. Они суть жизненно необходимые опоры. Приведу такой силлогизм. Что, например, происходит с человеком, если он утрачивает память о своём личном былом? Такой человек становится неадекватным, теряет способность правильно ориентироваться в пространстве и времени, может обрести полное безволие или опасную для других агрессивность. И такое состояние, когда гаснет сознание и теряется ощущение реальности, есть болезнь, сумасшествие, сомнамбулический сон. Оказавшись в нём, без посторонней помощи жить уже нельзя. То же, ибо самосознание отдельного человека, несомненно, соотносимо с самосознанием всего человечества, происходит и с сообществами людей — этническими, религиозными, политическими. Без памяти о себе самих, так или иначе зафиксированной, они в ходе всей человеческой истории либо влачат нецивилизованное (с точки зрения общего характера современной цивилизации) состояние, либо вообще исчезают.
Память, таким образом, животворит. И думается, её наличие у кого-то одного не должно бы раздражать кого-то другого как проявление неделикатности и высокомерия, если имеет место нормальное и справедливое взаимопонимание. Было бы очень странно упрекать современных верующих евреев в том, что они празднуют свою Пасху в воспоминание об избавлении собственных предков от египетского плена, тогда как множество египтян погибло; или корить верующих христиан за то, что они празднуют Пасху, вновь и вновь переживая трагедию крестной смерти и торжество воскресения Христа Спасителя, что так раздражало древних иудеев; или осуждать почитание французами императора Наполеона Бонапарта, который с помощью своих войск пролил так много нефранцузской крови. Обращение к событиям прошлого помогает людям и обществам сохранять своё достоинство и самобытность, жить сегодня и строить планы на будущее. Замечательное доказательство тому — исторические фильмы, созданные в годы Великой Отечественной войны. Разве тогда важно было людям, что в них не всё соответствовало буквальной истории? Людям тогда было важно, что от них веяло заразительным духом свободы и борьбы и он помогал им держаться и не сдаваться! Почему мы должны забывать о том значимом, что сделано было нашими предками? Величаться — да, не стоит. Это правда. Гордыня не лучший путь к обретению дружбы и любви среди подобных себе. Но и не нужно бы ворошить старые обиды! Тем более, когда речь идёт о давно минувшем. История — это, прежде всего, жизнь. А вот то, что мы об этом предмете думаем, может быть и наукой, и политикой, и спекуляцией. Но в любом случае всем угодить невозможно, ибо нет ничего безотносительного, ибо всегда кто-то находит, а кто-то теряет, но найдя или потеряв одно, утрачивает или обретает другое. Так — диалектически — устроен мир. Если понимать это, то излишен призыв к деликатности. Не в том дело! И если уж сегодня думать о нашей общей идеологии, то разумнее всё же строить её на основании именно сегодняшних политических, экономических, культурных, духовных реалий. А былое пусть остается науке и искусству.
Всё выше сказанное подразумевает очень важное для истории нашей страны событие, а именно Куликовскую победу, одержанную русским воинством над ордами Мамая ровно 625 лет тому назад в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, 8 сентября по старому стилю. Ибо ныне это великое торжество, бывает, усиливаются либо обесценить, либо абсурдно перетолковать, либо вовсе признать мифом, а не историческим фактом. Некоторые, например, считают столкновение враждующих сторон за Доном в 1380 г. заурядной криминальной разборкой в условиях русско-ордынского военно-экономического союза; некоторые переносят место действия из-за Дона непосредственно в Москву, поскольку на известном пространстве в Куркинском районе современной Тульской области теперь ничего нет, там будто бы не найдено даже ни одного каменного наконечника от стрелы.
К сожалению, нельзя не признать: как-то в последнее время появилось среди нас много разных ниспровергателей. Одни разрушают или расточают страну — то, что не ими было создано; другие прибирают к рукам или крушат культурные ценности — то, что не ими было накоплено; третьи третируют основанные на извечном религиозном мировоззрении понятия морали и этики — то, чему сами не желают следовать; четвёртые пересматривают историю; пятым очень хочется навязать обществу новые нормы языка, новые праздники, вообще заставить людей отказаться от своего родного… На мой взгляд, подобных старателей объединяет общее: все они — какие-то клонические порождения общественного менталитета без корней и без отростков; это банальные временщики, ибо им, видимо, нет никакого дела ни до своих предков, ни до своих потомков, они живут сегодняшним днём, эгоистически руководствуются потребностями какой-то теперешней выгоды, и их волнует только собственное нынешнее преуспеяние. Глубинной основой такого отношения к жизни, вероятно, является духовно-интеллектуальная патология, то именно, что я для себя определил, наблюдая это явление, как комплекс Герострата или же Нерона. Подобные люди, на самом деле, суть победно шествующие неудачники! Ведь как бы они ни блистали внешне, в душе-то их не оставляет, скорее всего, болезненное чувство неудовлетворённости и непреодолимое желание любым способом вновь и вновь заявить о себе любимом, показать себя другим, предстать перед другими в ореоле глашатая или вершителя. Не оставляет их и мучительное ощущение, что на самом-то деле к их словам и решениям относятся с усмешкой. Только с горькой какой-то усмешкой. Ну да пусть их!
Очевидно, что провозглашенный сомневающимися тезис о якобы существовавшем русско-ордынском военно-экономическом союзе совершенно некорректен. И вот почему.
В начале XIII в. в Монголии произошли события, очень скоро сокрушительно повлиявшие на судьбы народов Азии и Европы. В 1206 г. на берегу степной реки Ононе монголы после длительных междоусобиц провозгласили своим верховным правителем нойона (то есть князя) Темучина, принявшего титул и имя Чингисхана (ок. 1155–1227). Так появилось новое объединённое государство . Создав превосходно организованное, спаянное железной дисциплиной и жестоко контролируемое его личной гвардией войско, Чингисхан начал свои беспримерные завоевания. За два десятка лет правления он подчинил себе огромную территорию от Северного Китая и Манчжурии до Туркестана и Казахстана. Один из его авангардных отрядов прошел через Кавказ и в начале 20 гг. XIII в. проник в южнорусские степи и Крым. После смерти Чингисхана расширение Великой Монгольской империи столь же успешно продолжили его сыновья и дети последних. В частности, его внук хан Бату (по-русски Батый, 1208-55), сын хана Джучи, организовал поход в Восточную и Центральную Европу, в ходе которого в 1237-1240 гг. была завоёвана и безжалостно разорена Русь. О том, какие несчастья в результате этого внезапного покорения постигли русичей, с трогательно скорбной выразительностью говорил некогда в одной из своих проповедей святитель Серапион, епископ Владимирский († 1275): "Тогда наведе на ны (Бог. — В. К.) языкъ немилостивъ, языкъ лютъ, языкъ, не щадящь красы уны, немощи старець, младости дhтий. Двигнухомь бо на ся ярость Бога нашего. По Давиду: "Въскорh възгорися ярость Его на ны!". Разрушены божественьныя церкви; осквернены быша ссуди священии, и честные кресты, и святыя книгы; потоптана быша святая мhста. Святители мечю во ядь быша; плоти преподобных мнихъ птицамъ на снhдь повержени быша; кровь и отец и братья нашея, аки вода многа, землю напои. Князий наших и воеводъ крhпость ищезе; храбрии наша, страха наполъньшеся, бhжаша; мьножайша же братья и чада наша в плhнъ ведени быша. Гради мнози опустели суть; села наша лядиною поростоша; и величьство наше смhрися; красота наша погыбе; богатьство наше онhмь в користь бысть; труд наш погании наслhдоваша; земля наша иноплеменикомъ в достояние бысть; в поношение быхомъ живущимъ въскрай земля нашея; в посмhхъ быхомъ врагомъ нашимъ, ибо сведохом собh, акы дождь съ небеси, гнhвъ Господень…"
Под властью Батыя оказалась огромная территория — от западной Сибири и восточного Казахстана до Карпат, от северной Руси до Крыма и Кавказа, которая в русских летописях обозначена как "Большая Орда", а у немецкого путешественника начала XV века Шильтбергера — "Большие татары" (термин "Золотая орда" становится известен только с XVI века). Здесь, в низовье Волги (недалеко от современной Астрахани), Батый основал столицу своего улуса, назвав её Сараем. Народонаселение Батыева ханства было многообразным в этническом, культурном и религиозном отношениях: его составили восточные славяне, мордва, черемисы, волжские булгары, башкиры, огузы, половцы-кипчаки, остатки печенегов и хазар, аланы, черкесы, готы, греки, итальянцы; соответственно, это были язычники всяких мастей, мусульмане, христиане разных традиций. Однако властные функции в нём принадлежали исключительно представителям монгольского, включая и татар, этноса, которые, будучи в меньшинстве, постепенно смешивались с тюрками, усваивая и тюркскую речь. В сущности, с точки зрения ханов это было единое государство. При этом применительно к Руси вряд ли правомерно говорить о монгольской оккупации. Сараю главным образом и прежде всего был интересен политический контроль над относительно самостоятельной деятельностью разрозненных русских князей, сбор налогов в виде регулярной или же незапланированной дани, обычно весьма тяжёлой, и пополнение войск свежими силами. Князьям как ханским вассалам собственно и вменялось в обязанность выполнение этих задач под наблюдением присланных из Орды баскаков. Когда же возникало сопротивление, то на Русь направлялись суровые карательные экспедиции.
Тяжким бременем легла на плечи русичей экономическая зависимость от монголо-татарского ханства, неизмеримое число людей погибло, уведено было в рабство, сгинуло в смерчах многочисленных набегов и политических интриг из Сарая. Казалось бы, такое положение неминуемо должно было повлиять на угнетённую нацию, сломить её духовно, изменить в ней характер, парализовать в ней жизненную энергию, остановить развитие. Но ничуть не бывало! К счастью, завоевание монголо-татарами Руси не повлекло за собой их массового перемещения на Русь. Здесь их представители оставались в абсолютном меньшинстве и, скорее, сами испытали влияние — во всяком случае, культурное — со стороны восточных славян. Ведь Орда не была культурно единой даже в составе правящей верхушки. На это указывает, между прочим, динамичность последней в религиозном плане: во время завоевания Руси ханы ещё огнепоклонники, со второй половины XIII в. в Сарае начинает усваиваться ислам, но вместе с тем существует христианская Церковь, и некоторые ханы женятся на христианках (Ногай (ум. в 1300 г.) — на внебрачной дочери византийского императора Михаила Палеолога, Узбек (ум. в 1342 г.) — на дочери византийского императора Андроника Младшего); роднятся ордынцы в том числе и с русскими князьями, например, женой московского князя Юрия Даниловича (ум. в 1325 г.) была Кончака, родная сестра Узбека, в крещении Агафья. Более того, постепенно некоторые из среды завоевателей мирно переселяются на Русь, становясь основателями знаменитых русских фамилий, например, Аксаковых, Корсаковых, Салтыковых. Более или менее очевиден результат не влияния, а взаимовлияния на уровне языкового общения между Русью и Ордой. Уже к началу XIV в. тюркский язык в Орде становится общераспространённым и государственным. Но в русском языке немало тюркизмов, как, впрочем, и русизмов, например, в татарском (напомню, что первые татары были монголоязычным племенем, впоследствии полностью растворившемся в тюрках). Однако тюрко-русское языковое взаимодействие и взаимное влияние нельзя связывать только с монголо-татарским завоеванием: оно имело место ещё в эпоху Киевской Руси (с печенегами, половцами, булгарами). И после освобождения Руси в 1480 г. от ига не прекращались всевозможные контакты с осколками Орды — Казанским, Астраханским или Крымским ханствами. Продолжается этот процесс жизни по соседству и по сей день. Но выделить в нём что-то хронологически, этнографически, психологически определённое вряд ли возможно.
Союзничество русских с Ордой — факт очень условный, относительный и вынужденный, говоря метафорически — временное содружество ягнят с волком. Правда, подразумевая в данном случае под "овечкой" Северо-Восточную Русь, надо всё же отчётливо понимать, что в реальной внешней межгосударственной обстановке XIII-XIV столетий, в условиях постоянной западной угрозы русским князьям как хозяевам в подчинённой им земле куда выгоднее было поддерживать со своими юго-восточными сюзеренами мир, нежели воевать с ними. Всё-таки Орда была сравнительно веротерпима (что, правда, не исключало бесчеловечной жестокости ордынцев по отношению к побеждённым во время набегов) и не стремилась к полному захвату территорий. Тогда как экспансия со стороны ближайшего западного соседа Руси Великого Литовского княжества и католических рыцарских орденов нацелена была именно на территориальное, политическое и церковно-религиозное завоевание. Это понял ещё святой благоверный князь Александр Невский († 1263). Благодаря гибкости и расчётливости его потомков Северо-Восточная Русь сохранила свою государственность, свою культурную самобытность и к XIV ст. постепенно, подавив в себе тяжкое чувство угнетённости от ордынского ига, воспрянув духовно, накопила внутренние силы для успешного его преодоления. Данный процесс, между прочим, удачно согласовывался с неуклонным укреплением Москвы как центра русской