| Чураков Д. О. Война, разрушая привычный ход жизни и мировосприятия людей, становится серьезным испытанием для всей машины регуляции обществом. Отдельные государственные и общественные институты испытываются, что называется, на прочность. Этот факт общеизвестен и, как правило, учитывается историками при анализе российской государственности в период I Мировой войны, идет ли речь о последнем этапе существования самодержавия, недолгом периоде либерального правления или о первых годах существования Советского государства. Но вот влияние войны на развитие рабочего самоуправления – этот сюжет почему-то как самостоятельный затрагивается не часто. Вместе с тем влияние это очевидно и многопланово. К примеру, в последние годы заговорили о влиянии на формы самоуправления рабочих в ходе русской революции общинных традиций самоорганизации и трудовой демократии. Понятно, что разговоры о влиянии крестьянской психоментальности на поведение рабочих в экстремальных условиях революции может иметь под собой почву только в том случае, если удастся доказать связь между рабочими и их крестьянскими корнями, поскольку урбанизированный быт – плохое прибежище для сохранения доиндустриальных представлений. В этом плане война сказалась самым непосредственным образом. Она не только способствовала приливу в промышленность многочисленных выходцев из деревни. Она качественно переломила некоторые базовые тенденции, вызванные к жизни модернизацией. Если раньше миграционные потоки из села в город составляли представители маргинализированных слоев крестьянства, то теперь на фабрики пошли так же середняки. Этот процесс нашел отражение в статистике Московская биржа труда – в 1916 г. среди искавших работу выходцев из деревни около 80% имели в деревне землю и дом. Причем в 1916 г. доля таких рабочих возросла по сравнению с 1914 годом. Для строительных рабочих этот процент составлял 92%, а для металлистов 60%. В деревне же именно середняки были основой устойчивости общинных институтов и умонастроений. Эти данные позволили П. В. Волобуеву еще в середине 1960-х гг. прийти к важному заключению, что война оборвала тенденцию разрыва рабочих с землей, развивавшейся все предшествующие годы. А это, в свою очередь, не могло не сказаться на живучести у значительной части пролетариата, как пишет исследователь, – мелкобуржуазных взглядов и представлений. По сути же речь идет о перенесении на городскую почву сохранявшихся в деревне национальных традиций, в том числе общинных традиций самоорганизации и трудовой демократии. Другой темой, активно дискутируемой историками, является возникновение жесткого авторитарного правления. Применительно к рабочему самоуправлению эта тенденция уже в 1917 г. выразилась в том, что большинство политических деятелей той поры отдавали явное предпочтение государственному, а не рабочему контролю. Рабочий же контроль являлся не только важнейшей функцией рабочего самоуправления, но и материальной базой его независимости и политической силы. Резко выступали против рабочего контроля торгово-промышленные круги. Даже после прихода к власти большевиков, они готовы были поддержать их вмешательство в экономику в рамках государственного контроля, но продолжали категорически выступать против рабочего контроля, даже ослаблявшего центральную волю большевистского правительства. Об их позиции можно судить по статье в "Торогово-Промышленной газеты", которая уже несколько недель после большевистского переворота писала: "... насколько полезен и необходим государственный контроль промышленности через посредство незаинтересованных и беспристрастных органов, настолько же вреден контроль промышленности через рабочие организации, ослепленные классовой враждой и потому способные лишь саботировать работу промышленности". Ту же позицию отстаивала и автор "Промышленности и торговли": "Что сказали бы о власти, которая поставила бы контролера для наблюдения за действиями человека, спасающего утопающего…?" Но на тех же позициях стояли и социалистические партии. В момент острой борьбы с большевиками меньшевики, к примеру, продолжали отстаивать преимущества госконтроля, хотя уже наглядно проявилось совершенно иное мнение подавляющего большинства рабочих. Венгерский исследователь Т. Краус полагает, что проявленный меньшевиками своеобразный "антипопулизм" означал переломных момент в истории их партии и ознаменовал начало периода ее упадка. Влияние войны на этатизацию российского общества и идеологии очевидно. Именно под ее воздействием и под воздействием опыта воюющих держав был разработан всеобъемлющий план огосударствления всей экономической жизни экономистами Петросовета, такими, как меньшевики П. Гарви, Ф. Череванин, Б. Богданов, В. Громан. Тогда же под влиянием войны в программах социалистов появляется и вскоре ставшая роковой для самостоятельного рабочего движения идея огосударствления пролетарских организаций. В этом первенство принадлежало уже не меньшевикам, а эсерам, уже в апреле 1917 г. на I Всероссийской конференции железнодорожников предлагавшим возложить руководство железнодорожным хозяйством страны на профсоюз. Выступали за огосударствление и многие большевики. Даже взгляды тех из них, кто вроде бы стоял за самое широкое развитие рабочего самоуправления, под воздействием войны подверглись резкой радикализации. Подтверждением этому может служить позиция одного из лидеров левых – Н. И. Бухарина. Бухарин, как экономист, не мог не видеть прочности современной ему системы капитализма. Поэтому его разрушение как системы Бухарин начинает связывать исключительно с мировой войной, которая являлась в его глазах естественным следствием международной конкуренции государств-трестов. Очень скоро, на I Всероссийском съезде профсоюзов огосударствление провозглашается официальным курсом. Все эти факты объяснимы и достаточно известны. Однако стоящая перед исследователями задача собрать их воедино и посмотреть, как они в совокупности повлияли на тенденции развития рабочего самоуправления, пока еще далека от разрешения. Не решен и ряд частных вопросов, вытекающих из этой общей проблематики. К таким частным сюжетам может быть отнесено и роль в судьбах рабочего самоуправления конверсии. Вместе с тем и сама война, и задача последующего перевода экономики на мирные рельсы всегда привносит в деятельность органов управления элемент чрезвычайности. Это создавало известный парадокс в развитии органов рабочего самоуправления 1917—1918 годов. С одной стороны они, как элементы революции, были органами чрезвычайными. Но с другой стороны, для них, как и для органов самоуправления вообще, чрезвычайность ситуации была губительна, т. к. демократические институты требуют для своего развития известной сбалансированности общества. В этом плане та же конверсия была фактором, отнюдь не добавляющим обществу сбалансированности. Наоборот, как известно, переход к миру всегда вызывает кризисы и потрясения, подчас сопоставимые с военными, а то и превосходящие их. Вопросы конверсии в современных обществах решаются в общенациональном масштабе при помощи жестких централизованных программ. В России же, как известно ни до, ни тем более после Октября, правительство не располагало аппаратом для проведения конверсионных проектов в масштабах всего общества. Единственным общегосударственным аппаратом в руках правительства при переходе от войны к миру был аппарат, созданный самостоятельным рабочим движением периода революции. Хотя этот аппарат был вполне действенной реальностью, преувеличивать его организованность и возможности не приходится. Как можно видеть, его ослабляло сразу несколько обстоятельств. Главным из них, как легко предположить, было то, что до Октября органы рабочего самоуправления и рабочего контроля охватывали меньше половины предприятий. В период перехода власти к радикальным социалистам система рабочего контроля только начинала складываться через систему региональных и общероссийских конференций и регулирующих органов. Ей требовалась поддержка и немалое время для окончания процессов самоорганизации, вместо этого с первых же шагов его государственного бытия разворачивают на неподъемное для органов самоуправление дело, подгоняя отмеченными выше тенденциями огосударствления. Свою роль сыграла и национальная специфика рабочего самоуправления в России, в частности его связь с общинными традициями, о чем так же было сказано. С одной стороны ни до, ни после Октября не удалось преодолеть соперничество фабзавкомов, в деятельности которых общинные корни сказались особенно сильно, и организованных по-европейски профсоюзов. С другой стороны, как отмечал еще К. Маркс, Россия сможет путем к социализму через общину только в том случае, если удастся преодолеть свойственную общине тенденцию к самоограничению, замкнутости. Экономические трудности, стоявшие перед страной, отнюдь не способствовали этому. Неизбежным следствием конверсии должно было стать закрытие как минимум 305 предприятий, на которых в общей сложности работало около 250 тыс. человек. И, тем не менее, у Советского государства не было выбора. Страна не могла воевать дальше. Следовательно, во что бы то ни стало, нужно было искать дорогу к миру. Уже 25 ноября 1917 г. Наркомат труда наметил соответствующие первоочередные меры. В частности предполагалось, что фабзавкомы и профсоюзы на оборонных предприятиях в ближайшее время должны будут провести опись имеющегося топлива, полуфабрикатов, сырья, указать номенклатуру изготовляемых изделий. Помимо этого предусматривалось, что органы рабочего самоуправления должны определить перечень предметов мирного обихода, которые может выпускать предприятие. Некоторое время спустя, 9 декабря Совнарком выступает с воззванием ко всем рабочим России. В нем ставилась задача прекращения работ на военные нужды и перехода к производству мирной продукции. Наконец, специальным постановлением Народного комиссара труда от 20 декабря о приостановке заводов, вся текущая работа по демобилизации возлагалась на органы рабочего самоуправления. Несмотря на обозначившуюся сложность задачи, органы рабочего самоуправления активно включились в ее решение. Предстоит еще разобраться, что же лежало в основе этого энтузиазма: эйфория от революции, вера в свои силы или элементарный хозяйственный авантюризм. Но уже в знаменитом проекте Инструкции о рабочем контроле ЦС ФЗК Петрограда предусматривалось включить в структуру фабзавкомов (советов старост) наряду с комиссиями по организации производства, по снабжению сырьем и топливом специальную комиссию по демобилизации. Низовые Советы так же подключились к демобилизации, как это видно на примере активно действовавшего экономического отдела Совета рабочих и солдатских депутатов Выборгского района. В своем воззвании о демобилизации к рабочим он призвал определиться с тем, какие товары, каким объемом и с какими расходами могут производить предприятия района в мирное время. Причем обращение ориентировало на опору сугубо на свои силы, в том числе организационные и финансовые ресурсы. Подключился к подготовке конверсионных планов и другой крупнейших центр рабочей самоорганизации – профсоюз металлистов, что, в прочем, естественно. Его временный ЦК в ноябре 1917 г. разослал циркуляр, в котором местные профсоюзные органы призывались подготовить специальные демобилизационные планы. Предполагалось, что основное внимание предприятия отрасли должны обратить производству предметам домашнего обихода, транспортных средств и сельскохозяйственной продукции. Последние могло восприниматься в русле смычки с трудовым крестьянством, что имело немалый смысл для выживания революционного режима. В циркулярном же письме от 28 декабря заводским комитетам предприятий металлообрабатывающей промышленности "о их функциях в связи с демобилизацией промышленности" речь шла о создании особых демобилизационных комиссий и их практических задачах. В письме особо выделялось положение, согласно которому вся низовая работа по конверсии возлагалась на фабзавкомы, которые сохраняли свои полномочия на весь срок приостановки заводов. Те же решения обсуждались и на декабрьской конференции рабочих-металлистов. Официально же задачи комиссий были закреплены особым постановлением Наркомтруда от 24 декабря, что говорит о том большом значении, которое придавало им Советское руководство. В исполнение решений центральных органов рабочего самоуправления фабзавкомы отдельных предприятий разработали свои программы и направления демобилизации. Так, уже 13 декабря, т. е. меньше, чем через неделю, после обращения СНК, соответствующее Отношение было принято заводским комитетом Путиловского завода. В нем сообщалась, что в связи с вопросом демобилизации завода была рассмотрена возможная программа деятельности мастерских Путиловского завода в условиях мирного времени. Было решено, что завод должен возобновить производство предметов, выпускавшихся до войны. Из военного же производства предполагалось оставить лишь то, что составляло специфику завода и не могло производиться где-либо еще. Дальнейшая проработка планов демобилизации отдавалась на проработку цехов. Вскоре последовали результаты принятых решений. Впрочем, результаты эти сразу показали ограниченность возможностей органов самоуправления наладить решения задач, решения которых в других странах находилось под контролем всего государства. В созданную при ЦС ФЗК комиссию по демобилизации с мест начали поступать отчеты. На примере завода "Пеге" станции Икша Северной железной дороги Московской губернии и других предприятий видно, что в основном эти отчеты касались учтенных запасов сырья (топлива) и планов мероприятий. Отчеты, поступающие в комиссию по демобилизации ЦС ФЗК, документы самих, другие комитеты показывают, что именно этот этап оказался наиболее успешным для органов рабочего самоуправления. Но и потом, когда требовались последующие шаги, органы рабочего самоуправления действовали по старинке, т. е. конверсионные мероприятия имели успех в большинстве случаев лишь тогда, когда они не выходили за рамки привычных функций рабочего контроля: учет ресурсов, поддержание существующего производства и т. п. Неслучайно, поэтому, журнал "Рабочий контроль" подводивший итоги развития фабзавкомовского движения на примере Мо |