Еще в 1376 году патриарх Филофей сам собою поставил Киприана, ученого сербина, в митрополиты для России; но великий князь, негодуя на то, объявил, что Церковь наша, пока жив св. Алексий, не может иметь другого пастыря1.
Киприан хотел преклонить к себе новогородцев и сообщил им избирательную грамоту Филофееву: архиепископ и народ ответствовали, что воля государя московского в сем случае должна быть для них законом. Отверженный россиянами, Киприан жил в Киеве и повелевал литовским духовенством, в надежде скоро заступить место св. Алексия: ибо сей добродетельный старец уже стоял на праге смерти. Но великий князь в мыслях своих назначил ему иного преемника.
Между всеми московскими иереями отличался тогда священник села Коломенского, Митяй, умом, знаниями, красноречием, острою памятию, приятным голосом, красотою лица, величественною наружностию и благородными поступками, так, что Димитрий избрал его себе в отцы духовные и в печатники; то есть вверил ему хранение великокняжеской печати2: сан важный по тогдашнему обычаю! Со дня на день возрастала милость государева к сему человеку, наставнику и духовнику всех бояр, равно сведущему в делах мирских и церковных. Он величался как царь, по словам летописцев: жил пышно, носил одежды драгоценные, имел множество слуг и отроков. Прошло несколько лет: Димитрий, желая возвести его на степень еще знаменитейшую, предложил ему заступить место Спасского архимандрита, Иоанна, который в глубокой старости посвятил себя тишине безмолвия. Хитрый Митяй не соглашался и был силою введен в монастырь, где надели на него клобук инока вместе с мантиею архимандрита, к удивлению народа, особенно к неудовольствию духовных. «Быть до обеда бельцом (говорили они), а после обеда старейшиною монахов — есть дело беспримерное». Сей новый сан открывал путь к важнейшему. Великий князь, предвидя близкую кончину св. Алексия, хотел, чтобы он благословил Митяя на митрополию. Алексий, искренний друг смирения, давно мыслил вручить пастырский жезл свой кроткому игумену Сергию, основателю Троицкой лавры3: хотя Сергий, думая единственно о посте и молитве, решительно ответствовал, что никогда не оставит своего мирного уединения, но святой старец, не любя гордого Митяя (названного в иночестве Михаилом), отрекся исполнить волю Димитриеву, доказывая, что сей архимандрит еще новоук в монашестве. Великий князь просил, убеждал митрополита: посылал к нему бояр и князя Владимира Андреевича; наконец успел столько, что Алексий благословил Митяя, как своего наместника, прибавив: «если Бог, патриарх и Вселенский собор удостоят его править российскою Церковию».
Св. Алексий (в 1378 году) скончался, и Митяй, к изумлению духовенства, самовольно возложил на себя белый клобук; надел мантию с источниками и скрижалями; взял посох, печать, казну, ризницу митрополита; въехал в его дом и начал судить дела церковные самовластно. Бояре, отроки служили ему (ибо митрополиты имели тогда своих особенных светских чиновников), а священники присылали в его казну известные оброки и дани4. Он медленно готовился к путешествию в Царьград, желая, чтобы Димитрий велел прежде святителям российским поставить его в епископы, согласно с уставом апостольским или Номоканоном. Великий князь призвал для того всех архиереев в Москву: никто из них не смел ослушаться, кроме Дионисия Суздальского, с твердостию объявившего, что в России один митрополит законно ставит епископов. Великий князь спорил и наконец уступил, к досаде Митяя. Скоро обнаружилась явная ссора между сим нареченным митрополитом и Дионисием, ибо они имели наушников, которые старались усилить их вражду. «Для чего, — сказал первый архиерею Суздальскому — ты до сего времени не был у меня и не принял моего благословения?» Дионисий ответствовал: «Я епископ, а ты поп: и так можешь ли благословлять меня?» Митяй затрепетал от гнева; грозил, что не оставит Дионисия и попом, когда возвратится из Царяграда, и что собственными руками спорет скрижали с его мантии. Епископ Суздальский хотел предупредить врага своего и ехать к патриарху; но великий князь приставил к нему стражу. Тогда Дионисий решился на бесчестный обман: дал клятву не думать о путешествии в Константинополь, и представил за себя порукою мужа славного добродетелию, Троицкого игумена Сергия; получив же свободу, тайно уехал в Грецию, и ввел невинного Сергия в стыд5. Сей случай ускорил отъезд Митяя, который уже 18 месяцев управлял Церковию, именуясь наместником. В знак особенной доверенности великий князь дал ему несколько белых хартий, запечатанных его печатию, дабы он воспользовался ими в Константинополе сообразно с обстоятельствами, или для написания грамот от имени Димитриева, или для нужного займа денег. Сам государь, все бояре старейшие, епископы проводили Митяя до Оки; в Грецию же отправились с ним 3 архимандрита, московский протопоп Александр, несколько игуменов, 6 бояр митрополитских, 2 переводчика и целый полк, как говорят летописцы, всякого рода людей, под главным начальством большого великокняжеского боярина, Юрья Васильевича Кочевина-Олешинского, собственного посла Димитриева. Казну и ризницу везли на телегах.
За пределами рязанскими, в степях половецких, Митяй был остановлен татарами и не испугался, зная уважение их к сану духовному. Приведенный к Мамаю, он умел хитрою лестию снискать его благоволение, получил от нового тогдашнего хана Тюлюбека, Мамаева племянника, милостивый ярлык6, — достиг Тавриды, и в Генуэзской Кафе сел на корабль. Уже Царьград открылся глазам российских плавателей; но Митяй, как вторый Моисей (по выражению летописца), долженствовал только издали видеть цель своего путешествия и честолюбия: занемог и внезапно умер, может быть весьма естественно; но в таких случаях обыкновенно рождается подозрение: он был окружен тайными неприятелями, ибо уверенный в особенной любви великого князя, излишнею своею гордостию оскорблял и духовных и светских чиновников. Тело его свезли на берег и погребли в Галате. Вместо того чтобы уведомить великого князя о происшедшем и ждать от него новой грамоты, спутники Митяевы вздумали самовольно посвятить в митрополиты кого-нибудь из бывших с ними духовных: одни хотели Иоанна, архимандрита Петровского, который первый учредил в Москве общее житие братское7; а другие Пимена, архимандрита Переславского. Долго спорили: наконец бояре избрали Пимена, и будучи озлоблены укоризнами Иоанна, грозившего обличить их несправедливость пред великим князем, дерзнули оковать сего старца. Честолюбивый Пимен торжествовал и, нашедши в ризнице Митяевой белую хартию Димитрия, написал на оной письмо от государя московского к императору и патриарху такого содержания: «Посылая к вам архимандрита Пимена, молю, да удостоите его быть митрополитом российским: ибо не знаю лучшего». Царь и патриарх Нил изъявили сомнение. «Для чего (говорили они) князь ваш требует нового митрополита, имея Киприана, поставленного Филофеем?» Но Пимен и бояре достигли своей цели щедрыми дарами, посредством других белых хартий Димитриевых заняв у купцев италиянских и восточных столь великое количество серебра, что сей государь долго не мог выплатить оного. Смягченный корыстию, патриарх сказал: «Не знаю, верить ли послам российским; но совесть наша чиста», — и посвятил Пимена в Софийском храме.
Оскорбленный вестию о кончине Митяевой, великий князь едва верил самовольству послов своих; объявил Пимена наглым хищником святительства, и призвав в Москву Киприана заступить место св. Алексия, встретил его с великими почестями, с колокольным звоном, со всеми знаками искреннего удовольствия8; а Пимена велел остановить на возвратном пути, в Коломне, и за крепкою стражею отвезти в Чухлому. С него торжественно сняли белый клобук: столь власть княжеская первенствовала у нас в делах церковных! Главный боярин, Юрий Олешинский, и все сообщники Пименовы были наказаны заточением. Сие случилось уже в 1381 году, то есть после славной Донской битвы, которую мы теперь должны описывать. Примечания
1 См. Степенная книга: «Киприан же отъиде с Москвы в Киев». В новгородской летописи: «Той же зимой (1376) прислал митрополит Киприан из Литвы свои послов и патриаршии грамоты к владыке в Новгород, повествуя тако: благословил меня патриарх Филофей на всю Русскую землю... И новогородцы дали ответ: посылай к великому князю.... и Киприан не слал на Москву к великому князю».
2 «Был (Митяй) один от коломенских попов (по Никоновской летописи сын Тешиловского попа Ивана, что на реке Оке); телом высок, плечист, рожайст (раж), бороду имея плоскую и великую и совершенную; словесами речист; глас имея доброгласен, грамоте горазд, петь горазд, чести горазд, книгами говорить горазд, всеми делами поповскими изящен и по всему нарочит был; и к раде [совету] избран был изволеньем великого князя во отечество [духовные отцы] и в печатники, на себе носил печать князя великого». В Никоновской летописи: «Как некого царя величали, многих слуг и отроков имея; во все дни ризы дорогие менял: никто же таковых одеяний не носил». Далее: «Старец Иван, нарекаемый Непейца, архимандрит Спасский, который Бога ради оставил архимандрию в старости глубокой, и сошел в келью молчания». Митяя постриг Чудовский архимандрит Елисей Чечетка.
3 Далее в Троицкой летописи: «Князь великий Дмитрий Иванович просил у Алексия у митрополита, дабы благословил Митяя на митрополию. Сей же не хотел того сотворить, поскольку был [Митяй] новоук в чернечестве, чтобы не попал [Митяй] в пругло (сеть) к дьяволу. Князь же великий много нуди митрополита... Алексий же митрополит, когда его умоляли и принуждали, не обещал, что прошение его [великого князя] сбудется, но извещая как святитель, даже и пророчески сказал: я не доволен благословить его, но пусть это даст ему Бог, и святая Богородица, и патриарх, и Вселенский собор...» В ту же зиму, в говение, февраля в 12, в пятницу, в тихий час, преставился преосвященный Алексий митрополит всея Руси, в старости честной и глубокой, быв в митрополитах 24 года, и положен был на Москве в церкви святого архангела Михаила, честному чуду [которого] сам создал общий монастырь… Были же им поставлены епископы Игнатий Ростовский, Василий Рязанский, Феофилакт Смоленский, Иван Сарайский, Парфений Смоленский, Филимон Коломенский, Петр Ростовский, Феодор Тверской, Нафанаил Брянский, Афанасий Рязанский, Алексий Суздальский, Алексий Новогородский, Василий Тверской, Данило Суздалъский, Матфей Сарайский, Арсений Ростовский, Евфимий Тверской, Дионисий Суздальский, Герасим Коломенский, Григорий Черниговский, Данило Смоленский... Было всех лет жития его 85: и заповедал князю великому положить вне церкви за алтарем, конечного ради смирения. Князь же великий не восхотел положить вне церкви такового господина честного святителя, но в церкви близ алтаря положили его. Князь же великий сам стоял над ним, также и брат его, князь Владимир Андреевич, князь Василий, сын князя великого, шести лет от роду, а князю Юрию Дмитриевичу — три года. В Синодальной библиотеке в собрании разных творений есть список грамоты Алексиевой с заглавием «Грамота на пергамене св. Алексия митрополита, подписанная по-гречески рукою его свойственною, обретающаяся в домовой казне Рязанской митрополии; и печать привешена, на одной стороне образ Богородицы, на второй тоже подписано по-гречески, изображена имущая [Богородица]». В начале так: «Благословенье Алексия, митрополита всея Руси к всем христианам, обретающимся в переделах [границах] Червленого Яра, и по караулом возле Хопра до Дона, попам и дьяконам, и к баскакам, и к сотникам и к боярам. Молюся Богу и святой Богородице, да будете душою и телом все в добром здоровье, да исполняли бы заповеди Божьи... И приехал я к Святой Софии в митрополию всея Руси в Киев, и ко всем христианам, обретающимся в всей Русской земле, пастух и учитель, и имею великую тягость на себе: что мне молвить и учить всех на все душеполезное и спасенное. И того ради многажды и Феогност митрополит писал к вам, к детям своим, сколько все на пользу душам вашим. Вы же, как то и время являет, что моих слов и моего поученья не слушаете, но исполняете волю телесную и дела темные, а слова моего не слушаете. Не ведаете ли, что все Русской земли владыки находятся под моею властью и в моей воле, и яз их поставляю от благодати пресвятого Духа? Так же и подана власть владыке вашему... К церквам всегда прибегайте с женами и с детьми, и что имеете в руках, приносите к церквам и к святым; а священников и монахов любите, а просите молитвы их; вдовиц и сирот, и полоняников, и странных милуйте и призирайте; которые в темницах, посетите... О том же переделе по великую Ворону, возле Хопра до Дону по караулам, церкви, что тот передел, как то пишут грамоты брата моего Максима митрополита и Петра, и Феогноста, что собором сотворили на Костроме, и Владыка Софоний дал грамоты из уст своих, что ему от тех мест по тем грамотам нельзя вступаться в тот передел чужой; и явно есть, и все ведают, что тот передел не Сарайский. И ныне же как владыка Афанасий Сарайский уведал то, увидев грамоты те, и за вину его наказан от митрополита писаньем, отступился того передела и от сих мест. Владыке Афанасию Сарайскому нет власти в том переделе, но власть рязанская, попы и дьяконы поставляющего владыки, и власть дающего. И ныне послал я к вам владыку Рязанского Василия с грамотою своею, и вы поминайте его, а пошлину церковную дайте ему по обычаю. Если исполните, как то пишу к вам, душеполезное и спасенноя, а грамоты послушаете, да пошлину церковную дадите, милость Божья и святой Богородицы и мое благословенье да будеть с вами, и с женами вашими, и с детьми, и со всеми христианами». Подпись (по-гречески) «Алексий милостью Божьей митрополит всея России, и пречестен».
4 В Троицкой летописи: «С попов дань собирал, соборное и Рожественное, и уроки, и оброки, и пошлины митрополичьи... Но и еще дотоле, прежде даже не пошел к Царьграду, восхотел без митрополита поставиться в епископы».
5 «Князь же Великий отпустил Дионисия на том слове, что тебе не идти к Царьграду без моего слова, но ждать до года Митяевой митрополии. Дионисий же, с неделю не помедлив, бежаньем побежал к Царьграду». Он Волгой из Нижнего отправился в Сарай. Никоновская летопись говорит, что Митяй крайне негодовал за то на Сергия; а в житии Сергия чудотворца сказано, что он, приписывая ого внушениям и долговременное несогласие св. Алексия дать ему благословение на митрополию, грозился во гневе разорить обитель Троицкую, и что Сергий в духе пророчества объявил своим монахам: «Никак же ему митрополичий сан не воспринять, но и Царского града не видеть». Далее в Троицкой летописи: «Дерзнул Митяй просить паче силы прошенья, и сказал князю великому: если обрел благодать пред тобою, дай же мне прошенье, да мне харатью ненаписанную, а запечатанную твоею печатью, да ее возьму с собою в Царьград на запас, для коли что мне надобно, да то напишу на ней. И дал князь великий таковую харатью не одну, и рек: “Если будет оскудение или какова нужда, и надобно занять тысячу сребра или сколько, то этим вам будет обязательство (кабала)”». В 1379 году, во вторник, июля 26, Митяй или Михаил переехал Оку. С ним отправились Иоанн, архимандрит Петровский, Пимен, архимандрит Переславский, Мартин, архимандрит Коломенский, Дорофей Печатник (митрополита), Сергий Озаков, Степан Высокий, Антоний Копье, Макарий, игумен Мисолинский, Григорий, диакон Спасский, Александр, протопоп Московский, Давид протодиакон, крылошане Владимирские и проч.
6 Сей ярлык напечатан, вместе с другими, в Древней Российской Вифлиофике. В начале так. «Мы Тюлюбек, царь Мамаевою мыслию дядиною»; а в других списках: «Тюляково слово Мамаевою дядиною мыслию». Содержание оного есть то, что хан, следуя закону предков, освободил церковных людей в России от всякой дани, с условием, чтобы Митяй, или Михаил, будущий митрополит, молился за него Богу, и проч. Далее в летописи: «Внезапно Митяй разболелся в корабле и умер на море. Некие же поведали, что корабль тот тогда стоял на одном месте, и не двигался с места, ни сюда, ни туда, а иные корабли плавали мимо. И положили Митяя в варку (барку), то есть в меньшее судно, и привезли мертвого в Галату».
7 «Се был первый общему житью начальник на Москве». Иоанн говорит: «Я, не обинуясь, скажу на вас, что вы не истинствуете». Далее: «Взяли взаймы оною кабалою серебра в долг на имя князя великого у фрязей и у басурманов в рост, и до сего дня тот долг растет».
8 «Князь велел послать по него (Киприана) игумена Федора Симоновского, отца своего духовного, в Киев, зовучи его к себе на Москву; а отпустил по него о великом заговении, и пришел Киприан митрополит в четверг шестой недели по Пасхе, в самый праздник Вознесения, и многий звон [колокольный] был, и много народу сошлось на сретение его. Князь же великий принял его со многою любовью... И минул седьмой месяц, как пришла весть, что Пимен идет из Царьграда на Русь...» На Коломне сняли с него клобук белый и развели около него дружину его, и думцев его, и клирошан, и отняли ризницу, и приставили приставника, некоего боярина, Ивана Григорьева сына Чуриловича, нарицаемого Драницей, и вели Пимена с Коломны на Охну, не заезжая в Москву, а от Охны в Переяславль, а от Переяславля в Ростов, а от Ростова на Кострому, а с Костромы в Галич, а из Галича на Чухлому, и тамо пребывал одно лето, но от Чухломы выведен был на Тверь. Великий князь по Троицкой, Ростовской и всем летописям, кроме Никоновской, послал за Киприаном уже во время царя Тохтамыша, и Киприан приехал в Москву в 1381 году.
