Щ уже собирался на работу, когда в его дверь грубо постучали. Так стучать могут только официальные лица – почтальоны, дворники, милиционеры и налоговые инспекторы. Не открыть на такой стук – значит почти что признать себя виновным в неведомом преступлении. Так же требовательно начало колотиться сердце, только непонятно где: не то в горле, не то в коленках. Щ открыл дверь. Тоненький юноша в костюмных брюках и белой рубашке держал в руках небольшой желтоватый листок: – Простите, вы Щ? – вежливым голоском пропищал молокосос. – Вас приглашают в Дознавательный центр. Распишитесь в получении повесточки. Явиться просили к одиннадцати. Ладненько? Щ расписался и пошел глотать валерианку. В Дознавательный центр время от времени вызывали звуки, произношение которых не совпадало с написанием. Разбирательство шло самое суровое – проходились по всем «косточкам», по всем-всем позициям, такие слова на свет Божий вытаскивали, которые в словарях-то давным-давно запылились и из активного словарного запаса у многих граждан повыпадали. А они тычут в них, к стенке припирают: вот здесь ты есть, здесь тебя нет, хотя должен был когда-то быть, смотри, правильно распределяйся! Оказалось, что в этот раз разбиралось дело фонемы <ж>. Дело стародавнее, к нему уж давно не обращались, и вот, поди ж ты, вспомнили! И звук Щ должен был проходить свидетелем по этому делу. – Вы работали в слове дождь? – наставили яркий свет на Щ. – Да-да, мне частенько приходилось работать в этом слове в прежние времена. Все говорили [дош’], потому что все говорили [даж’и], чередование, понимаете? – А почему вы теперь пренебрегаете своими служебными обязанностями? – Вражеские козни, – вдруг вырвалось у Щ. – Эка вас напугали, – смягчился вдруг допрашивающий. Он поправил лампу, и стало спокойнее. Комната сразу же показала себя: с розовыми занавесочками, диваном в стиле ампир с полочкой для семи слов-слонов, в углу же громоздился массивный коричневый облезлый сейф. – Вы успокойтесь, – собеседник Щ раскрыл картонную папку. – Вот здесь говорится, что фонема <щ’> парна с фонемой <ж’>: эти мягкие долгие различаются только по одному признаку: глухости – звонкости. Мы проводили широкий опрос: фонема <ж’> давно не появляется на своем рабочем месте: не высылает на работу своих представителей. Вместо езжу [еж’у], визжит [в’иж’ит], дребезжит [дребеж’ит] то и дело говорят е[ж]у, ви[ж]ит, дребе[ж]ать и т.д. – А кто говорит-то, кого вы спрашиваете? – пришел в себя Щ. – Небось молодежь одну? Чем она дорожит-то, молодежь эта? Ей бы побыстрее – и бежать! – Что побыстрее? Куда бежать? – опешил Научнослужащий. Но получить ответ ему не пришлось. Дверь с шумом и криком: «Я обязана быть там!» – распахнулась. Внешний вид вбежавшей безусловно указывал, что это та самая, недавно упомянутая фонема <ж’>. – Что же вы невиновных вините? Обо мне речь – со мной и разбирайтесь! – бросилась <ж’> в бой. – Не позволю обижать друзей! У меня их так мало, – взгрустнула фонема, выпустив пар. В наступившей тишине ощущалось недоумение и восторг одновременно. Первым как хозяин положения нашелся Научнослужащий. – Приношу свои извинения. Надо было вызвать вас обеих, чтобы разобраться в ситуации. Вот у нас есть целая группа слов, которые находились раньше в ведомстве фонемы <ж’>, а теперь разбежались кто куда. Это слова можжевельник, дрожжи, вожжи, езжу, брызжу, брюзжать, возжечь, позже, мозжечок, визжал. – Нет, нет, не кто куда, а они частично перешли в ведомство фонемы <ж’> либо в ведомство фонем <з> и <ж>, а часть осталась верна мне. – А почему вы их не удерживали? – Чем я их удержу? У них воля не своя, а говорящего! – А вы-то со своей стороны что можете предложить, чтобы поправить ситуацию? – Я? – растерялась <ж’>. – Я, – приободрившись продолжала она, – предлагаю поручить вам как представителю научно-правовых органов разобраться в сложившейся ситуации и принять решительные меры. – Ловко, – прокомментировал Щ. – Мы с вашего позволения отправимся восвояси. – Да-да, – растерянно пробормотал неузнаваемо изменившийся Научнослужащий. Через некоторое время в газете «За жизнь» было опубликовано: «Без оглядки, без оговорки рекомендовать <ж> вместо <ж’>... было бы плохо. Это привело бы к разрыву в орфоэпической традиции.
Распространенность произношения – не единственный критерий для орфоэпических рекомендаций. Поэтому прав будет орфоэпист, указав на сосуществование обеих норм в современном русском языке, не надо торопиться убить норму, которая делает живыми поэтические тексты прошлого». И подпись стояла: М.В. Панов. И еще там были приведены стихи А.С. Пушкина, которые меняют стилистику своего звучания в зависимости от избранного для чтения орфоэпического варианта:
Подъезжая под Ижоры, Я взглянул на небеса И воспомнил ваши взоры, Ваши синие глаза.
А.С. Пушкин читал эти свои стихи друзьям, произнося в слове подъезжая долгий мягкий [ж’]: [пъд’ эиж’а а].
