И дале мы пошли - и страх обнял меня. Бесенок, под себя поджав свое копыто, Крутил ростовщика у адского огня.
Горячий капал жир в копченое корыто. И лопал на огне печеный ростовщик. А я: "Поведай мне: в сей казни что сокрыто?"
Виргилий мне: "Мой сын, сей казни смысл велик: Одно стяжание имев всегда в предмете, Жир должников своих сосал сей злой старик
И их безжалостно крутил на вашем свете." Тут грешник жареный протяжно возопил: "О, если б я теперь тонул в холодной Лете!
О, если б зимний дождь мне кожу остудил! Сто на сто я терплю: процент неимоверный!" - Тут звучно лопнул он - я взоры потупил.
Тогда услышал я (о диво!) запах скверный, Как будто тухлое разбилось яйцо, Иль карантинный страж курил жаровней серной.
Я, нос себе зажав, отворотил лицо. Но мудрый вождь тащил меня всё дале, дале - И, камень приподняв за медное кольцо, Сошли мы вниз - и я узрел себя в подвале.
II.
Тогда я демонов увидел черный рой, Подобный издали ватаге муравьиной - И бесы тешились проклятою игрой:
До свода адского касалася вершиной Гора стеклянная, [как Арарат] остра - И разлегалася над темною равниной.
И бесы, раскалив как жар чугун ядра, [Пустили вниз его смердящими] когтями Ядро запрыгало - и гладкая гора,
Звеня, растрескалась колючими звездами. Тогда других чертей нетерпеливый рой За жертвой кинулся с ужасными словами.
Схватили под руки жену с ее сестрой, И заголили их, и вниз пихнули с криком И обе сидючи пустились вниз стрелой...
Порыв отчаянья я внял в их вопле диком; Стекло их резало, впивалось в тело им - А бесы прыгали в веселии великом.
