Земли, полуднем раскаленной, Не освежила ночи мгла. Заснул Тифлис многобалконный; Гора темна, луна тепла...
Кура шумит, толкаясь в темный Обрыв скалы живой волной... На той скале есть домик скромный, С крыльцом над самой крутизной.
Там, никого не потревожа, Я разостлать могу ковер, Там целый день, спокойно лежа, Могу смотреть на цепи гор:
Гор не видать - вся даль одета Лиловой мглой; лишь мост висит, Чернеет башня минарета, Да тополь в воздухе дрожит.
Хозяин мой хоть брови хмурит, А, право, рад, что я в гостях... Я все молчу, а он все курит, На лоб надвинувши папах.
Усы седые, взгляд сердитый, Суровый вид; но песен жар Еще таит в груди разбитой Мой престарелый сазандар.
Вот, медных струн перстом касаясь, Поет он, словно песнь его Способна, дико оживляясь, Быть эхом сердца моего!
"Молись, кунак, чтоб дух твой крепнул, Не плач; пока весь этот мир И не оглох и не ослепнул, Ты званый гость на божий пир.
Пока у нас довольно хлеба И есть еще кувшин вина, Не раздражай слезами неба И знай - тоска твоя грешна.
Гляди - еще цела над нами Та сакля, где, тому назад Полвека, жадными глазами Ловил я сердцу милый взгляд.
Тогда мне мир казался тесен; Я умирал, когда не мог На празднике, во имя песен, Переступить ее порог.
Вот с этой старою чингури При ней бывало на дворе Я пел, как птица после бури Хвалебный гимн поет заре.
Теперь я стар; она - далеко! И где?- не ведаю; но верь, Что дальше той, о ком глубоко Ты, может быть, грустишь теперь...
Твое мученье - за горами, Твоя любовь - в родном краю; Моя - над этими звездами У бога ждет меня в раю!"
И вновь молчит старик угрюмый; На край лохматого ковра Склонясь, он внемлет с важной думой, Как под скалой шумит Кура.
Ему былое время снится... А мне?.. Я не скажу ему, Что сердце гостя не стремится За эти горы ни к кому;
Что мне в огромном этом мире Невесело; что, может быть, Я лишний гость на этом пире, Где собралися есть и пить;
Что песен дар меня тревожит, А песням некому внимать, И что на старости, быть может, Меня в раю не будут ждать!
|