Дом стоит близ Мойки — вензеля в коронках Скрасили балкон. В доме роскошь — мрамор — хоры на колонках — Расписной плафон. Шумно было в доме: гости приезжали — Вечера — балы; Вдруг все стало тихо — даже перестали Натирать полы. Няня в кухне плачет, повар снял передник, Перевязь — швейцар: Заболел внезапно маленький наследник — Судороги, жар... Вот перед киотом огонек лампадки... И хозяйка-мать Приложила ухо к пологу кроватки — Стонов не слыхать. «Боже мой! ужели?!. Кажется, что дышит...» Но на этот раз Мнимое дыханье только сердце слышит — Сын ее погас. «Боже милосердый! Я ли не молилась За родную кровь! Я ли не любила! Чем же отплатилась Мне моя любовь! Боже! страшный боже! Где ж твои щедроты, Коли отнял ты У отца — надежду, у моей заботы — Лучшие мечты!» И от взрыва горя в ней иссякли слезы, — Жалобы напев Перешел в упреки, в дикие угрозы, В богохульный гнев. Вдруг остановилась, дрогнула от страха, Крестится, глядит: Видит — промелькнула белая рубаха, Что-то шелестит. И мужик косматый, точно из берлоги Вылез на простор, Сел на табурете и босые ноги Свесил на ковер. И вздохнул, и молвил: «Ты уж за ребенка Лучше помолись; Это я, голубка, глупый мужичонко, — На меня гневись...» В ужасе хозяйка — жмурится, читает «Да воскреснет бог!» «Няня, няня! Люди! — Кто ты? — вопрошает. — Как войти ты мог?» «А сквозь щель, голубка! Ведь твое жилище На моих костях, Новый дом твой давит старое кладбище — Наш отпетый прах. Вызваны мы были при Петре Великом... Как пришел указ — Взвыли наши бабы, и ребята криком Проводили нас — И, крестясь, мы вышли. С родиной проститься Жалко было тож — Подрастали детки, да и колоситься Начинала рожь... За спиной-то пилы, топоры несли мы: Шел не я один, — К Петрову, голубка, под Москву пришли мы, А сюда в Ильин. Истоптал я лапти, началась работа, Почали спешить: Лес валить дремучий, засыпать болота, Сваи колотить, — Годик был тяжелый. За Невою, в лето, Вырос городок! Прихватила осень, — я шубенку где-то Заложил в шинок. К зиме-то пригнали новых на подмогу; А я слег в шалаш; К утру, под рогожей, отморозил ногу, Умер и — шабаш! Вот на этом самом месте и зарыли, — Барыня, поверь, В те поры тут ночью только волки выли — То ли, что теперь! Ге! теперь не то что... — миллион народу... Стены выше гор... Из подвальной ямы выкачали воду — Дали мне простор... Ты меня не бойся, — что я? — мужичонко! Грязен, беден, сгнил, Только вздох мой тяжкий твоего ребенка Словно придушил...» Он исчез — хозяйку около кроватки На полу нашли; Появленье духа к нервной лихорадке, К бреду отнесли. Но с тех пор хозяйка в северной столице Что-то не живет; Вечно то в деревне, то на юге, в Ницце... Дом свой продает, — И пустой стоит он, только дождь стучится В запертой подъезд, Да в окошках темных по ночам слезится Отраженье звезд.
