Господа! я нынче все бранить готов — Я не в духе — и не в духе потому, Что один из самых злых моих врагов Из-за фразы осужден идти в тюрьму... Признаюсь вам, не из нежности пустой Чуть не плачу я, — а просто потому, Что подавлена проклятою тюрьмой Вся вражда во мне, кипевшая к нему. Он язвил меня и в прозе, и в стихах; Но мы бились не за старые долги, Не за барыню в фальшивых волосах, Нет! — мы были бескорыстные враги! Вольной мысли то владыка, то слуга, Я сбирался беспощадным быть врагом, Поражая беспощадного врага; Но — тюрьма его прикрыла, как щитом. Перед этою защитой я — пигмей... Или вы еще не знаете, что мы Легче веруем под музыку цепей Всякой мысли, выходящей из тюрьмы; Иль не знаете, что даже злая ложь Облекается в сияние добра, Если ей грозит насилья острый нож, А не сила неподкупного пера?!. Я вчера еще перо мое точил, Я вчера еще кипел и возражал; — А сегодня ум мой крылья опустил, Потому что я боец, а не нахал. Я краснел бы перед вами и собой, Если б узника да вздумал уличать, Поневоле он замолк передо мной — И я должен поневоле замолчать. Он страдает, оттого что есть семья — Я страдаю, оттого что слышу смех. Но что значит гордость личная моя, Если истина страдает больше всех! Нет борьбы — и ничего не разберешь — Мысли спутаны случайностью слепой,- Стала светом недосказанная ложь, Недосказанная правда стала тьмой. Что же делать? и кого теперь винить? Господа! во имя правды и добра, — Не за счастье буду пить я — буду пить За свободу мне враждебного пера!