Я путешествовал недурно: русский край Оригинальности имеет отпечаток; Не то чтоб в деревнях трактиры были — рай, Не то чтоб в городах писцы не брали взяток — Природа нравится громадностью своей. Такой громадности не встретите нигде вы: Пространства широко раскинутых степей Лугами здесь зовут; начнутся ли посевы — Не ждите им конца! подобно островам, Зеленые леса и серые селенья Пестрят равнину их, и любо видеть вам Картину сельского обычного движенья... Подобно муравью, трудолюбив мужик; Ни грубости их рук; ни лицам загорелым Я больше не дивлюсь: я видеть их привык В работах полевых чуть не по суткам целым. Не только мужики здесь преданы труду, Но даже дети их, беременные бабы — Все терпят общую, по их словам, «страду», И грустно видеть, как иные бледны, слабы! Я думаю, земель избыток и лесов Способствует к труду всегдашней их охоте, Но должно б вразумлять корыстных мужиков, Что изнурительно излишество в работе. Не такова ли цель — в немецких сюртуках Особенных фигур, бродящих между ними? Нагайки у иных заметил я в руках... Как быть! не вразумишь их средствами другими, Натуры грубые!.. Какие реки здесь! Какие здесь леса! Пейзаж природы русской Со временем собьет, я вам ручаюсь, спесь С природы рейнской, но только не с французской! Во Франции провел я молодость свою; Пред ней, как говорят в стихах, все клонит выю, Но все ж по совести и громко признаю, Что я не ожидал найти такой Россию! Природа недурна: в том отдаю ей честь,— Я славно ел и спал, подьячим не дал штрафа... Да, средство странствовать и по России есть — С французской кухнею и с русским титлом графа!..
Но только худо то, что каждый здесь мужик Дворянский гонор мой, спокойствие и совесть Безбожно возмущал; одну и ту же повесть Бормочет каждому негодный их язык: Помещик — лиходей! а если управитель, То, верно,— живодер, отъявленный грабитель! Спрошу ли ямщика: «Чей, братец, виден дом?» — Помещика...— «Что, добр?» — Нешто, хороший барин, Да только... — «Что, мой друг?» — С тяжелым кулаком, Как хватит — год хворай.— «Неужто? вот татарин!» — Э, нету, ничего! маненичко ретив, А добрая душа, не тяготит оброком, Почасту с мужиком и ласков, и правдив, А то скулу свернет, вестимо, ненароком! Куда б еще ни шло за барином таким, А то и хуже есть. Вот памятное место: Тут славно мужички расправились с одним... «А что?» — Да сделали из барина-то тесто.— «Как тесто?» — Да в куски живого изрубил Один мужик... попал такому в лапы... — «За что же?» — Да за то, что барин лаком был На свой, примерно, гвоздь чужие вешать шляпы.— «Как так?» — Да так, сударь, чуть женится мужик, Веди к нему жену; проспит с ней перву ночку, А там и к мужу в дом... да наш народец дик, Сначала потерпел — не всяко лыко в строчку,— А после и того... А вот, примерно, тут, Извольте посмотреть — домок на косогоре, Четыре барышни-сестрицы в нем живут,— Так мужикам от них уж просто смех и горе: Именья — семь дворов; так бедно, что с трудом Дай бог своих детей прохарчить мужичонку, А тут еще беда: что год, то в каждый дом Сестрицы-барышни подкинут по ребенку.— «Как, что ты говоришь?» — А то, что в восемь лет Так тридцать три души прибавилось в именье. Убытку барышням, известно дело, нет, Да, судырь, мужичкам какое разоренье!
Ну, словом, все одно: тот с дворней выезжал Разбойничать, тот затравил мальчишку,— Таких рассказов здесь так много я слыхал, Что скучно, наконец, записывать их в книжку. Ужель помещики в России таковы? Я к многим заезжал; иные, точно, грубы — Муж ты своей жене, жена супругу вы, Сивуха, черный хлеб, овчинные тулупы. Но есть премилые: прилично убран дом, У дочерей рояль, а чаще фортепьяно, Хозяин с Францией и с Англией знаком, Хозяйка не заснет без модного романа; Ну, все, как водится у развитых людей, Которые глядят прилично на предметы И вряд ли мужиков трактуют, как свиней...
Я также наблюдал — в окно моей кареты — И быт крестьянина: он нищеты далек! По собственным моим владеньям проезжая, Созвал я мужиков: составили кружок И гаркнули «ура!..» С балкона наблюдая, Спросил: довольны ли?.. кричат: «Довольны всем!» — И управляющим? — «Довольны»... О работах Я с ними говорил, поил их — и затем, Бекаса подстрелив в наследственных болотах, Поехал далее... Я мало с ними был, Но видел, что мужик свободно ел и пил, Плясал и песни пел; а немец-управитель Казался между них отец и покровитель...
Чего же им еще?.. А если, точно, есть Любители кнута, поборники тиранства, Которые, забыв гуманность, долг и честь, Пятнают родину и русское дворянство,— Чего же медлишь ты, сатиры грозной бич?.. Я книги русские перебирал все лето: Пустейшая мораль, напыщенная дичь — И лучшие темны, как стертая монета! Жаль, дремлет русский ум. А то, чего б верней? Правительство казнит открытого злодея, Сатира действует и шире, и смелей, Как пуля находить виновного умея. Сатире уж не раз обязана была Европа (кажется, отчасти и Россия) Услугой важною . . . . . . . . . .
