Изобрази ее мне точно Осанку, возраст и черты, Чтоб в них я видел и заочно Ее и сердца красоты, И духа чувствы возвышенны, И разума ее дела: Фелица, ангел воплощенный, В твоей картине бы жила.
Небесно-голубые взоры И по ланитам нежна тень Сквозь мрак времен, стихиев споры Блистали бы, как ясный день; Как утремня заря весення, Так улыбалась бы она; Как пальма, в рае насажденна, Так возвышалась бы стройна.
Как пальма клонит благовонву Вершину и лице свое, - Так тиху, важну, благородну Ты поступь напиши ее.
Коричными чело власами, А перлом перси осени; Премудрость и любовь устами, Как розы дышут, изъясни.
Представь в лице ее геройство, В очах величие души; Премилосердо, нежно свойство И онисхожденье напиши.
Не позабудь приятность в нраве И кроткий глас ее речей; Во всей изобрази ты славе Владычицу души моей.
Одень в доспехи, в брони златы И в мужество ее красы: Чтоб шлем блистал на ней пернатый, Зефиры веяли власы;
Чтоб конь под ней главой крутился И бурно брозды опенял; Чтоб Норд седый ей удивился И обладать собой избрал.
Избрал — и, падига на колена, Поднес бы скиптр ей и венец; Она, мольбой его смягченна И став владычицей сердец, Бесстрашно б узы разрешила Издревле скованных цепьми, Свободой бы рабов пленила И нарекла себе детьми.
Престол ее на Скандинавских, Камчатских и Златых горах, От стран Таймурских до Кубанских Поставь на сорок двух столпах; Как восемь бы зерцал стояли Ее великие моря;
С полнеба звезды освещали, Вокруг багряная заря. Средь дивного сего чертога И велелепной высоты В величестве, в сияньи бога, Ее изобрази мне ты;
Чтоб, сшед с престола, подавала Скрыжаль заповедей святых; Чтобы вселенна принимала Глас божий, глас природы в них.
Чтоб дики люди отдаленны, Покрыты шерстью, чешуей, Пернатых перьем испещренны, Одеты листьем и корой, Сошедшися к ее престолу И кротких вняв законов глас, По желто-смуглым лицам долу Струили токи слез из глаз.
Струили б слезы — и, блаженство Своих проразумея дней, Забыли бы свое равенство И были все подвластны ей: Финн в море, бледный, рыжевласый, Не разбивал бы кораблей, И узкоглазый гунн жал класы Среди седых, сухих зыбей.
Припомни, чтоб она вещала Бесчисленным ее ордам: «Я счастья вашего искала, И в вас его нашла я вам; Став сами вы себе послушны, Живите, славьтеся в мой век И будьте столь багополучны, Колико может человек.
Я вам даго свободу мыслить И разуметь себя ценить, Не в рабстве, а в подданстве числить И в ноги мне челом не бить. Даю вам право без препоны Мне ваши нужды представлять, Читать и знать мои законы И в них ошибки замечать.
Даю вам право собираться И в думах золото копить, Ко мне послами отправляться И не всегда меня хвалить. Даю вам право беспристрастно В судьи друг друга выбирать, Самим дела свои всевластно И начинать и окончать.
Не воспрещу я стихотворцам Писать и чепуху м лесть; Халдеям, новым чудотворцам, Махать с духами, пить и есть; Но я во всем, что лишь не злобно, Потщуся равнодушной быть, Великолепно и спокойно Мои благодеянья лить».
Рекла, — и взор бы озарился Величеством ее души, Хаос на сферы б разделился Ее рукою, — напиши. Чтоб солнцы в путь свой покатились И тысящи вкруг их планет; Из праха грады возносились, Восстали царствы, — и был свет.
Изобрази мне мир сей новый В лице младого летня дня; Как рощи, холмы, башни, кровы, От горнего златясь огня, Из мрака восстают, блистают И смотрятся в зерцало вод; Все новы чувства получают, И движется всех смертных род.
Представь мне лучезарны храмы И ангелов поющих лик, И благовонны фимиамы Как облака б носились в них; И чтоб царевна, умиленна, Вперя свой взор на небеса, Слезами зрелась окроплеина, Блистающими как роса.
Как с синей крутизны эфира Лучам случится ниспадать, — От вседержителя так мира Чтоб к ней сходила благодать И в виде счастия земного Чтоб сыпала пред ней цветы, И купно века бы драгого Катилися часы златы.
Чтоб видел я в рога зовущих Там пастухов стада на луг; На рощах липовых, цветущих Рои жужжащих пчел вокруг: Шумя, младых бы класов волны Переливались ветерком, Граненых бриллиантов холмы В след сыпались за кораблем.
Чтобы с ристалища мне громы И плески доходили в слух, И вихрем всадники несомы Поспешно б натягали лук, И стрелу, к облакам пущенну, Пересекали бы другой; И всю в стязаньи бы вселенну Я пред Фелицей зрел младой.
И зрел бы я ее на троне Седящу в утварях царей: В порфире, бармах и короне, И взглядом вдруг одним очей Объемлющу моря и сушу Во всем владычестве своем, Всему дающу жизнь и душу И управляющую всем.
Чтоб свыше ею вдохновенны Мурзы, паши и визири, Сединой мудрости почтенны, В диване зрелись как цари; Закон бы свято сохраняли И по стезям бы правды шли, Носить ей скипетр пособляли И пользу общую блюли.
Она б пред ними председала, Как всемогущий царь царей, Свои наказы подтверждала Для благоденствия людей.
Рекла б: «Почто писать уставы, Коль их в диванах не творят? Развратные вельможей нравы - Народа целого разврат.
Ваш долг монарху, богу, царству Служить, и клятвой не играть; Неправде, злобе, мзде, коварству Пути повсюду пресекать; Пристрастный суд разбоя злее, - Судьи — враги, где спит закон: Пред вами гражданина шея Протянута без оборон».
Представь, чтоб глас сей светозарный, Как луч с небес, проник сердца, Извлек бы слезы благодарны, И все монарха, и отца, И бога бы в Фелице зрели, Который праведен и благ; Из уст бы громы лишь гремели, Которы у нее в руках.
Соделай, чтоб судебны храмы Ее лугами обросли, Весы бы в них стояли прямы И редко к таим бы люди шли; Чтоб совесть всюду председала И обнимался с ней закон, Чтоб милость истину лобзала И миру поставляла трон.
Представь, чтоб все царевма средствы В пособие себе брала Предупреждать народа бедствы И сохранять его от зла; Чтоб отворила всем дороги Чрез почту письма к ней писать, Велела бы в свои чертоги Для объясненья допускать.
Как молния, ее бы взоры Сверкали быстро в небесах, Проникнуть мысли были скоры И в самых скрытнейших сердцах; Чтоб издалече познавала Она невинного ни в чем, Как ангел бы к нему блистала Благоволения лицем.
Дерзни мне кистию волшебной Святилище изобразить, Где взора смертных удаленной Благоволит Фелица быть; Где тайна перстом помавает И на уста кладет печать, Где благочестье председает И долг велит страстям молчать.
Представь ее облокоченну На Зороастров истукан, Смотрящу там на всю вселевну, На огнезвездный океан, Вещающу: «О ты, превечный! Который волею своей Колеса движешь быстротечны Вратящейся природы всей!
Когда ты есть душа едина Движенью сих огромных тел, - То ты ж, конечно, и причина И нравственных народных дел; Тобою царствы возрастают, Твое орудие цари; Тобой они и померцают, Как блеск вечерния зари.
Наставь меня, миров содетель! Да воле следуя твоей, Тебя люблю и добродетель И зижду счастие людей; Да век мой на дела полезны И славу их я посвящу, Самодержавства скиптр железный Моей щедротой позлащу.
Да удостоенна любови, Надзрения твоих очес, Чтоб я за кажду каплю крови, За всякую бы каплю слез Народа моего пролитых Тебе ответствовать могла И чувств души моей сокрытых Тебя свидетелем звала».
Представь, чтоб тут кидала взоры Со отвращением она На те ужасны приговоры, Где смерть написана, война Свинцова гряфеля чертами, И медленно б крепила их, - И тут же горькими слезами Смывала бы слова все с них.
Но милости б определяла Она с смеющимся лицом, Златая бы струя бежала За скоропишущим пером И проливалась бы с престолу В несчетных тысящах прохлад, Как в ясный день с крутых гор дол.у Лучистый с шумом водопад.
Чтоб сей рекой благодеяний Покрылась вся ее страна; Я зрел бы цепь пространных зданий, Где пользует больных она, Где бедных пищей насыщает, Где брошенных берет сирот, Где их лелеет, возращает, Где просвещает свой народ.
Представь мне, в мысли восхищенной, Сходила бы с небес она; Как солнце грудь, в ткани зеленой, Рукой метала семена; Как искры огненны дождились Златые б зерна в снедь птенцам; Орлы младые разбудились И воскрилялись бы к лучам.
Яви искусством чудотворным, Чтоб льды прияли вид лилей; Весна дыханьем теплотворным Звала бы с моря лебедей; Летели б с криком вереницы, Звучали б трубы с облаков, - Так в царство бы текли Фелииы Народы из чужих краев.
Не позабудь ее представить, Как, вместо алтарей себе, Царя великого поставить Велела на мольбу Орде; Как всюду раздалися клики И громы света по конец: «Предстал нам Зороастр великий, Вюскрес отечества отец!»
Изобрази и то в картине, Чтоб сей подобный грому клик В безмерной времени долине, Как будто бы катясь, затих; Фелицы ж славою удвоен, Громчай в потомстве возгласил: «Велик, кто алтарей достоен, Но их другому посвятил!»
Представь, сей славой возбужденны, Чтоб зреть ее цари пришли И как бы древле, удивленны, В ней Соломона вновь нашли; Народ счастливый и блаженный Великой бы ее нарек, Поднес бы титлы ей священны; Она б рекла: «Я челозек».
Возвысь до облак лавр зеленый, И чтоб он на полях стоял; Под ним бы, тенью прохлажденный, Спокойно Исполин дремал; Как мрамор бела 6 грудь блистала. Ланиты бы цвели зарей, - Фелица так бы услаждала Полсвета под своей рукой.
И, здравие его спасая, Без ужаса пила бы яд; От твердости ее смерть злая Свой отвратила б смутный взгляд; Коса ее дала бы звуки, Преткнувшись о великий дух; На небеса воздели 6 руки Младенцев миллионы вдруг.
Супругов чувствы благодарны За оживленье их детей, Как бы пылинки лучезарны, Огнистой от стекла струей Отпрянув, в воздухе сверкали, Являли б пламень их сердец: «Мы зрим в Фелице, — восклицали, - Твое подобие, творец!»
Изобрази ты мне царевну Еще и в подвигах других: Стоглаву гидру разъяренну И фуриев с земель своих Чтобы гнала она геройски; Как мать, — своих спасала б чад; Как царь, — на гордость двигла войски; Как бог, — свергала злобу в ад. На сребролунно государство Простри крылатый, сизый гром; В железно-каменное царство Брось молньи — и поставь вверх дном; Орел царевнин бы ногою Вверху рога луны сгибал, Тогда ж бы на земле другою У гладна льва он зев сжимал.
Чтобы ее бесстрашны войски От колыбели до седин Носили дух в себе геройский, И отрок будто б исполин Врагам в сражениях казался; Их пленник бы сказал о них: «Никто в бою им не равнялся, Кроме души великой их».
Чтобы вселенныя владыки И вдяк ту истину узнал: Где войски Зороастр великий Образовал и учреждал И где великую в них душу Великая Фелица льет, - Те войски горы, море, сушу Пройдут — и им препоны нет.
Чтоб грозный полк их представлялся Как страшна буря вдалеке, И Мир в порфире приближался Тогда б к царевниной руке. Она б его облобызала И ветвь его к себе взяла, «Да будет тишина!» — сказала, И к нам бы тишина пришла.
Как ангел в синеве эфира И милосердия в лице, Со кротостью в душе зефира, С сияньем тихим звезд в венце, Влаголюбивая б царевна В день зрелась мирна торжества; Душа моя бы восхищенна Была делами божества.
Из уст ее текла бы сладость И утишала стой вдовиц; Из глаз ее блистала б радость И освещала мрак темниц; Рука ее бы награждала Прямых отечества сынов; Душа ее в себе прощала Неблагодарных и врагов.
Приятность бы сопровождала Ее беседу, дружбу, власть; Приветливость ее равняла С монархом подданного часть. Повсюду музы, в восхищенье, Ей сыпали б цветы сердец, И самое Недоуменье Ей плесков поднесло б венец.
Черты одной — красот ей ложно Блюдися приписать в твой век; Представь, каков, коль только можно, Богоподобный человек! Исполнь ее величеств, власти, Бессмертных мудрости даров, Вдохни, вдохни ей также страсти: Щедроту, славу и любовь.
И славу моему ты взору Ее представь как бы в ночи Возжженну бриллиантов гору, От коей бы лились лучи И живо в вечности играли; На светлу оной крутизну Калифы многие желали - Ползли — скользили — пали в тьму.
Как огнемн столп на понте, взорам К горе сей колебался б путь; Фелица бы внушала Хлорам: «Там розы без шипов растут». Мурза б, в восторге, в удивленье, Под золотым ее щитом В татарском упражнялся пеньи И восклицал открытым ртом:
«Бросай, кто хочет: остры стрелы От чистой совести скользят; Имея сердце, руки белы, Мне стыдно мстить, стыднее лгать; Того стыднее — в дни блаженны За истину страшиться зла: Моей царевной восхищенный, Я лишь ее пою дела».
Но что, Рафаэль! что ты пишешь? Кого ты, где изобразил? Не на холсте, не в красках дышишь, И не металл ты оживил; Я в сердце зрю алмаэну гору, На нем божественны черты Сияют исетупленну взору; На нем в лучах — Фелица, ты!
