Господь, ты слышишь? Господь, простишь ли? - Весна плыла высоко в синеве. На глухую улицу в полночь вышли Веселые девушки. Было - две. Но Третий за ними - за ними следом Мелькал, неслышный, в луче фонаря. Он был неведом... одной неведом: Ей казалось... казалось, близка заря. Но синей и синее полночь мерцала, Тая, млея, сгорая полношумной весной. И одна сказала... "Ты слышишь? - сказала. - О, как страшно, подруга... быть с тобой". И была эта девушка в белом... в белом, А другая - в черном... Твоя ли дочь? И одна - дрожала слабеньким телом, А другая - смеялась, бежала в ночь... Ты слышишь, господи? Сжалься! О, сжалься! Другая, смеясь, убежала прочь... И на улице мертвой, пустынной остались... Остались... Третий, она и ночь. Но, казалось, близко... Казалось, близко Трепетно бродит, чуть белеет заря... Но синий полог упал так низко И задернул последний свет фонаря. Был синий полог. Был сумрак долог. И ночь прошла мимо них, пьяна. И когда в траве заблестел осколок, Она осталась совсем одна. И первых лучей протянулись нити, И слабые руки схватили нить... Но уж город, гудя чредою событий, Где-то там, далеко, начал жить... Был любовный напиток - в красной пачке кредиток, И заря испугалась. Но рукою Судьбы Кто-то городу дал непомерный избыток, И отравленной пыли полетели столбы. Подходили соседи и шептались докучно. Дымно-сизый старик оперся' на костыль - И кругом стало душно... А в полях однозвучно Хохотал Невидимка - и разбрасывал пыль. В этом огненном смерче обняла она крепче Пыльно-грязной земли раскаленную печь... Боже правый! Соделай, чтобы твердь стала легче! Отврати твой разящий и карающий меч! И откликнулось небо: среди пыли и давки Появился архангел с убеленной рукой: Всем казалось - он вышел из маленькой лавки, И казалось, что был он - перепачкан мукой... Но уж твердь разрывало. И земля отдыхала. Под дождем умолкала песня дальних колес... И толпа грохотала. И гроза хохотала. Ангел белую девушку в дом свой унес.
