Она была единственной духовно близкой женщиной ему, которой он, без опасенья быть непонятым, рассказывал о том, что душу гложет, что мучает его, что радует, и, судя по всему, она выслушивала сострадая. Или так казалось может?
Но тем не менее, когда она скучала от долгих утомительных бесед, высказывала заинтересованность свою и тщательно томление скрывала, обидеть не желая. Не могла, не говорила: «Хватит, мол, поэт…»
Была красива изумительно: победоносный взгляд весёлых карих глаз с неописуемым словами блеском, чуть заострённый милый носик, и губы мягкие- целованы не раз, и шея гибкая- так ласк и просит.
Он не ласкал её. Он даже не любил: к чему кидаться в страстный омут, осознавая всю непростоту непрочных чувств, ту лёгкость, с которой он отпустит женщину другому? Воспринимал её как непосильную его полёту высоту.
Он не рискнул взлететь-боязнь упасть была сильнее, чем притяжение заманчивой победы. Так и остался за чертой. Как другу, рассказывал единственной о радостях и бедах, но жалко отчего-то, что не дорогой.
И в кабаке, за самым скверным пойлом, ему внимая я удивлённо протянул лишь: «Да уж…» - А что поделаешь, мой друг?Единственная вышла замуж…
