Любимец строгой Мельпомены, Прости усердный стих безвестному Певцу! Не лавры к твоему венцу, Рукою дерзкою сплетенны, Я в дар тебе принес. К чему мой фимиам Творцу Димитрия, кому бессмертны Музы, Сложив признательности узы, Открыли славы храм? А храм сей затворен для всех зоилов строгих. Богатых завистью, талантами убогих. Ах, если и теперь они своей рукой Посмеют к твоему творенью прикасаться, А ты, наш Эврипид, чтоб позабыть их рой Захочешь с Музами расстаться И боле не писать, Тогда прошу тебя рассказ мой прочитать. Пастух, задумавшись в ночи безмолвной мая, С высокого холма вокруг себя смотрел, Как месяц в тишине великолепно шел, Лучом серебряным долины освещая, Как в рощах липовых чуть легким ветерком Листы колеблемы шептали, И светлые ручьи, почив с природой сном, Едва меж берегов струей своей мелькали. Из рощи соловей Долины оглашал гармонией своей, И эхо песнь его холмам передавало. Все душу пастуха задумчива пленяло, Как вдруг Певец любви на ветвях замолчал. Напрасно наш пастух просил о песнях новых. Печальный соловей, вздохнув, ему сказал: "Недолго в рощах сих дубовых Я радость воспевал! Пройдет и петь охота, Когда с соседнего болота Лягушки кваканьем как бы на зло глушат; Пусть эта тварь поет, а соловьи молчат!" "Пой, нежный соловей,- пастух сказал Орфею - Для них ушей я не имею. Ты им молчаньем петь охоту придаешь: Кто будет слушать их, когда ты запоешь?"
