Как стих сказителя народного Из поседевшей старины, Из отдаления холодного Несет к нам стынущие сны,—
Так, темной полночью рожденные Воззванья башенных часов, Моей душою повторенные, Встают, как говор голосов.
И льнут ко мне с мольбой и с ропотом: «Мы жить хотим в уме твоем». И возвещают тайным шепотом: «Внимай, внимай, как мы поем.
Мы замираем, как проклятия, Мы возрастаем, как прибой. Раскрой безгрешные объятия — Мы все обнимемся с тобой».
И я взглянул, и вдруг, нежданные, Лучи луны, целуя мглу, Легли, как саваны туманные, Передо мною на полу.
И в каждом саване — видение, Как нерожденная гроза, И просят губы наслаждения, И смотрят мертвые глаза.
Я жду, лежу, как труп, но слышащий. И встала тень, волнуя тьму, И этот призрак еле дышащий Приникнул к сердцу моему.
Какая боль, какая страстная, Как сладко мне ее продлить! Как будто тянется неясная Непрерываемая нить!
И тень всё ближе наклоняется, Горит огонь зеленых глаз, И каждый миг она меняется, И мне желанней каждый раз.
Но снова башня дышит звуками, И чей-то слышен тихий стон, И я не знаю, чьими муками И чьею грудью он рожден.
Я только знаю, только чувствую, Не открывая сжатых глаз, Что я как жертва соприсутствую, И что окончен сладкий час.
И вот сейчас она развеется, Моя отторгнутая тень, И на губах ее виднеется Воздушно-алый, алый день.
|