Женские образы в пьесе Чехова «Вишневый сад» - сочинение
От пьесы к пьесе росло мастерство Чехова-драматурга. Совершенствование формы его пьес неотделимо от стремления писателя более точно выразить их содержание - раскрыть жизненную драму людей глубоко интеллигентных, с тонкими чувствами, окрыленных высокой мечтой, достоинство которых попиралось людьми грубыми и пошлыми. Противопоставляя сложную внутреннюю жизнь интеллигентного человека примитивному духовному миру мещан, Чехов часто прибегает к намекам, предпочитая их прямым, декларативным высказываниям. Поэтому большое значение в пьесах Чехова имеет подтекст. Говоря о «подводном течении» чеховских пьес, К. С. Станиславский отмечал, что с ними в театр пришло чувство интуиции. Зритель научился по отдельным деталям, только косвенно связанным с развитием действия, проникать во внутренний мир героев и благодаря этому глубже постигать идею пьесы. Подтекст часто помогает писателю осветить вопрос с точки зрения действующего лица и с точки зрения автора. Например, в «Трех сестрах» симпатии автора на стороне сестер Прозоровых, и в то же время очень тонко чувствуется скептическое отношение его к их мечтам о личном счастье. Слова Ольги: «…мне кажется, если бы я вышла замуж и целый день сидела дома, то это было бы лучше. Я бы любила мужа» - прерываются словами Тузенбаха, обращенными к Соленому: «Такой вздор вы говорите, надоело вас слушать». Тузенбах не слышал слов Ольги, он сказал о другом, но, поместив рядом слова Ольги и Тузенбаха, Чехов выразил отрицательное отношение к мещанскому семейному счастью и высказал мысль о невозможности такого счастья для Ольги. Подтекст является своеобразным комментарием к мыслям героев. Вот, например, как выявляется пошлая, самодовольная ограниченность учителя гимназии Кулыгина: «Сегодня, господа, воскресный день, день отдыха, будем же отдыхать, будем веселиться каждый сообразно со своим возрастом и положением. Ковры надо будет убрать на лето и спрятать до зимы… Персидским порошком или нафталином… Наш директор говорит: главное во всякой жизни - это ее форма… Что теряет свою форму, то кончается - и в нашей обыденной жизни то же самое. (Берет Машу за талию, смеясь.) Маша меня любит… Характерная черта Раневской - мотовство, аристократическая привычка сорить деньгами. Любовь Андреевна легкомысленна и непрактична. Ее имение должны продать за долги. Лопахин предлагает ей отдать землю в аренду под дачи, чтобы сохранить имение, но в ответ слышит: «Дачи и дачники - это так пошло, простите». А в день, когда в городе продают с -торгов имение, Раневская устраивает у себя бал и сама же замечает: «И музыканты пришли некстати, и бал мы затеяли некстати… Ну, ничего… (Садится и тихо напевает.)». Любовь Андреевна много и искренне говорит о любви к детям, к вишневому саду, к родине, но ее поступки противоречат словам. Она уехала за границу, покинув двенадцатилетнюю дочь, и растратила все свое состояние, в результате чего вишневый сад был продан для покрытия долгов. Но и после этого она недолго горевала. Даже не понимая бесстыдства своего поведения, она говорит дочери: «Девочка моя, скоро мы увидимся… Я уезжаю в Париж, буду жить там на те деньги, которые прислала твоя ярославская бабушка на покупку имения - да здравствует бабушка! - а денег этих хватит ненадолго». Легкомысленное отношение Раневской к материнским обязанностям, несерьезность ее чувств раскрывает, приемом подтекста, следующая за ее словами сценка: * Шарлотта (берет узел, похожий на свернутого ребенка). Мой ребеночек, бай, бай… * (Слышится плач ребенка: «Уа. уа!..») Замолчи, мой хорошенький, мой милый мальчик. («Уа!.. уа!..») Мне тебя так жалко! (Бросает узел на место.) Та же несерьезность, то же противоречие между словами и поступками характеризуют и брата Раневской - Леонида Андреевича Гаева, который, по его собственным словам, «состояние проел на леденцах». По-настоящему его интересует только бильярд, и в разговоре он, совершенно некстати, вставляет слова: «Режу в угол!», «От шара направо в угол!», «Режу в среднюю!» Гаев неумен. Когда он начинает разглагольствовать о своих убеждениях, племянницы, Аня и Варя, советуют ему лучше помолчать. Слова его не имеют никакой цены. Он горячо уверяет, что не допустит продажи вишневого сада: «Проценты мы заплатим, я убежден… (Кладет в рот леденец.) Честью моей, чем хочешь, клянусь, имение не будет продано! (Возбужденно.) Счастьем моим клянусь! Вот тебе моя рука, назови меня тогда дрянным, бесчестным человеком, если я допущу до аукциона! Всем существом моим клянусь!» Но дальше этих слов дело не пошло - имение продано. Недостатки господ в более грубом, утрированном виде повторены в лакее Яше и горничной Дуняше. Яша, пробыв пять лет за границей с Раневской, на слова Вари: «Твоя мать пришла из деревни, со вчерашнего дня сидит в людской, хочет повидаться» - отвечает: «Бог с ней совсем!» Яша груб и нагл, его равнодушие к близким, по существу, отражение такого же равнодушия его ласковой и слезоточивой барыни. «Нежная» и «деликатная» Дуняша - это пародия на сентиментальность Раневской. Бестолковый конторщик Ениходов и гувернантка Шарлотта с ее фокусами и словами: «Кто я, зачем я, неизвестно» - символизируют пустоту и бессмысленность жизни Раневской и Гаева. Только Варя да 87-летний Фирс - единственные разумные люди в доме, но жизнь их растрачивается впустую на хозяйственные хлопоты, уход за беспомощными Гаевым и Раневской. Самым строгим обвинением беззаботным господам является финал пьесы, когда в заколоченном доме остается забытый всеми больной Фирс. Имение Раневской приобретает «Новый помещик» купец Лопахин, дед и отец которого были крепостными в том же имении. Тема возвышения бывшего крепостного над бывшими хозяевами не нова для Чехова. Еще в рассказе «Цветы запоздалые» (1882) он показал семью разорившихся князей Приклон-ских, унижавшихся перед доктором Топорковым, сыном их крепостного лакея. «И сам он, доктор Топорков, в раннем детстве получал подзатыльники за плохо вычищенные княжеские ножи, вилки, сапоги и самовары. А теперь он… молодой, блестящий доктор, живет барином, в чертовски большом доме, ездит на паре, как бы в «пику» Приклонским, которые ходят пешком и долго торгуются при найме экипажа». Топорков, благодаря таланту и трудолюбию, возвысился над жалкими Приклонскими, не способными ни к какой деятельности. Чехов с полным одобрением показывает закономерность такой перемены, хотя в Топоркове он осудил грубость и жадность, которые предвосхищали в нем будущего Ионыча. Отношение Чехова к Лопахину значительно сложнее. Беспечности и непрактичности старых хозяев вишневого сада противопоставлены энергия и хозяйственная целеустремленность Лопахина. Переход имения в его руки показан как исторически закономерный процесс, но сочувствия Лопахину мы не видим. Наоборот, рядом деталей автор снижает его образ. В отличие от Топоркова Лопахин обязан своим возвышением не собственным талантам, а успехам в мире наживы. Отец Лопахина был сельским лавочником и, вероятно, мало чем отличался от Цыбукина («В овраге»).. В разговорах об отце Лопахин вспоминает только побои. Самого Лопахина Чехов наделил рядом положительных качеств: он трудолюбив, честен, недоволен тем, что постоянно приходится иметь дело с нечестными и непорядочными людьми.. Его мучит сознание собственной некультурности, чувство неудовлетворенности жизнью. «Иной раз, когда не спится,-говорит он,-я думаю: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…» Он искренне сочувствует Раневской, пытается ей помочь; став владельцем вишневого сада, испытывает неловкость перед нею и говорит: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».
