В Клину, в доме Петра Ильича Чайковского, утро начиналось так. Еще в дальних углах — за шкафами, под письменным столом, за каминным экраном — прятались серые предрассветные тени, когда вон там, в «фонарике» — крохотной полукруглой верандочке, непосредственно примыкающей к гостиной, — зажигался первый малиново-красный лучик... за ним — два желтых... потом — лиловый...
Окна «фонарика», застекленные веселыми разноцветными ромбиками, глядят на восток. Отсюда, через веранду, входило в просыпающийся дом раннее солнышко, и именно здесь, в «фонарике», Чайковский в теплое время года неизменно пил свой утренний чай. Вот за таким маленьким круглым столом. Из этой самой — любимой — фарфоровой чашки. Ровно в восемь, с последним ударом часов, на пороге клинской гостиной появлялся Петр Ильич — в цветном бухарском халате, в домашних туфлях, бодрый и свежий после крепкого «деревенского» сна.
В гостиной уже отдернуты занавеси, настежь распахнуты окна. Со двора слышно, как кричат петухи — к хорошей погоде. Просится на прогулку с хозяином Волчок, тихо повизгивая в своей конуре. Петр Ильич, на ходу выглядывает из окна, убеждается, что и впрямь на небе ни облачка! Предвкушая чудесное утро, что-то напевая про себя, направляется он к своей уютной, залитой солнцем веранде. Пестрые блики дрожат на полу, мелькают на скатерти, качаются в налитой до краев чашке...
Петр Ильич принимается за свой утренний чай. Он пьет его неторопливо, долго. За чаем он, как всегда, просматривает свежий номер «Русских ведомостей», прочитывает письма, полученные с утренней почтой.
Но вот допита вторая чашка. Третью, уже остывшую, он обычно уносил с собой в спальню, на свой рабочий стол. Если никакой неотложной работы не предвиделось, а погода, вот как нынче, была соблазнительно хороша, то Чайковский выходил погулять. Недалеко и ненадолго: не позже чем через три четверти часа он уже возвращался домой. Эта короткая утренняя прогулка была лишь зарядкой к предстоящему трудовому дню.
Время до обеда посвящалось текущим трудам и делам. По утрам Чайковский регулярно работал, занимался сочинением и оркестровкой своих новых произведений или корректурой печатных изданий, писал деловые письма.
Ровно в час подавался обед — по-деревенски ранний, простой. Всем тонкостям европейской кухни предпочитал добрую русскую пищу: щи да каша с юных дней были его любимым блюдом.
А после обеда, какова бы ни была погода, Чайковский отправлялся на прогулку — на этот раз продолжительную и дальнюю, верст за пять, за шесть. Такой ежедневный двухчасовой моцион он считал обязательным для здоровья.
Впрочем, не в моционе, пожалуй, заключался для композитора главный смысл послеобеденной — «большой», как он ее называл, — прогулки, а в том, что это было не просто приятное гуляние: это было время творческого уединения Чайковского. Такие прогулки он совершал всегда в полном одиночестве Чье бы то ни было присутствие (не только людей — даже любимой собаки) мешало ему, отвлекало от главного.
А главное было — Музыка. Во время этих одиноких прогулок Чайковский любил обдумывать свои новые композиции. В эти часы зарождались и звучали новые музыкальные мысли и темы...
