Мы сидели в дощанике Сучка. Нам было не очень удобно, но охотники народ неразборчивый. У тупого, заднего конца лодки стоял Сучок и работал шестом. Мы с Владимиром сидели на перекладине лодки. Ермолай поместился спереди, у самого носа. Несмотря на паклю, вода скоро появилась у нас под ногами. К счастью, погода была тихая, и пруд словно заснул.
Мы плыли довольно медленно. Старик с трудом выдергивал из вязкой тины свой длинный шест, весь перепутанный зелёными нитями подводных трав. Сплошные, круглые листья болотных лилий тоже мешали ходу нашей лодки. Наконец мы добрались до тростников, и пошла потеха. Утки шумно поднимались с пруда, испуганные нашим неожиданным появлением в их владениях. Выстрелы дружно раздавались вслед за ними, и весело было видеть, как эти кургузые птицы кувыркались в воздухе, тяжко шлепались об воду. Всех подстреленных уток мы, конечно, не достали. Легко подраненные ныряли. Иные, убитые наповал, падали в такой густой тростник, что даже рысьи глазки Ермо-лая не могли отыскать их. Но все-таки к обеду лодка наша до краев наполнилась дичью.
Владимир, к великому утешению Ермолая, стрелял вовсе не отлично и после каждого неудачного выстрела удивлялся, осматривал и продувал ружье, недоумевал и, наконец, излагал нам причину, почему он промахнулся. Ермолай стрелял, как всегда, победоносно, я — довольно плохо, по обыкновению. Сучок посматривал на нас глазами человека, смолоду состоявшего на барской службе и изредка кричал: «Вон, вон еще утица!»
Погода стояла прекрасная: белые круглые облака высоко и тихо неслись над нами, ясно отражаясь в воде. Тростник шушукал кругом. Пруд местами, как сталь, сверкал на солнце. Мы собирались вернуться в село, как вдруг с нами случилось довольно неприятное происшествие.
Мы уже давно могли заметить, что вода понемногу все набиралась в наш дощаник. Владимиру было поручено вычерпывать ее ковшом. Дело шло как следовало, пока Владимир не забывал своей обязанности. Но к концу охоты, словно на прощанье, утки стали подниматься такими стадами, что мы едва успевали заряжать ружья. В пылу перестрелки мы не обращали внимания на состояние нашего дощаника. Вдруг от сильного движения Ермолая наше ветхое судно наклонилось, зачерпнуло воды и торжественно пошло ко дну, к счастью, не на глубоком месте. Мы вскрикнули, но уже было поздно. Через мгновение мы стояли в воде по горло, окруженные всплывшими телами мертвых уток. Теперь я без хохота вспомнить не могу испуганных и бледных лиц моих товарищей. Но в ту минуту, признаюсь, мне и в голову не приходило смеяться. Каждый из нас держал свое ружье над головой, и Сучок, должно быть, по привычке подражать господам, поднял шест кверху.
