Стихи Гумилева — «высокое косноязычие» самой судьбы. В его трудах столь высоки притязания и надежды, так ясен удел, так неколебима вера: Не спасешься от доли кровавой, Что земным предназначила твердь. Но молчи несравненное право — Самому выбирать свою смерть. Многолетние запреты и редкостные по тиранической тупости шельмования самого имени поэта были занятием хотя и усердно мерзким, но обреченным. И вовсе не Гумилев сегодня вернулся к нам. Это мы возвращаемся к нему, стряхнув полицейские сны, на свет божий, к самим себе. И к великой русской поэзии нашего зека — нерукотворному свидетельству подлинности бытия, неслучайности мира и человека. «Божественность дела поэта» Гумилев стремился доказать и утвердить всеми доступными человеку средствами на личном примере. В этом смысле, как это ни странно звучит, Гумилев погиб не столько за Россию, сколько за поэзию…»— писал Георгий Иванов, друг и ученик Гумилева. Человек судьбы неизбежно становится человеком-легендой. Именно так, и таким пребывал и пребывает Николай Гумилев в «русском мифе», в нашем национальном мире. Один из современников иронически заметил, что Гумилеву «всю жизнь было шестнадцать лет». Да, до конца дней поэт оставался «русским мальчиком», в единственном, святом (по Достоевскому) смысле. Русская литература первой четверти XX века непредставима без содеянного Гумилевым. Прекрасный поэт, прекрасный мастер стихотворного перевода, умный и проницательный критик, человек действия — он и просто «любим на Руси». Как издавна любят на ней, с горестным восхищением, своих великих и несчастных поэтов. Все души милых на высоких звездах. Как хорошо, что некого терять и можно плакать. Царскосельский воздух Был создан, чтобы песни сотворять. Так писала Анна Ахматова на смерть Гумилева. Он не сомневался в несомненном, был бодр и тверд духом — жил, писал, любил, Никогда не исчезал, и надо думать, никогда не исчезнет из стихий, слагающих русскую судьбу. И тому свидетельство — предсмертные стихи Георгия Иванова, созданные в изгнании, но уверенно возмещающие неизбежность возвращения, неистребимость духа и поэзии: …Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем, Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты, Мы спокойно, классически просто идем, Как попарно когда-то ходили поэты. Так оно и пребудет.
