Вечером первого Дня Пасхи действительный статский советник Навагин, вернувшись с визитов, взял в передней лист, на котором расписывались визитёры, и вместе с ним пошел к себе в кабинет. Когда его взгляд достиг до середины длинного ряда подписей, он фыркнул и щелкнул пальцами.
— Опять расписался этот Федюков!
Никому не изестный Федюков в последние тринадцать лет аккуратно расписывался каждое рождество и пасху.
— Удивительно! — изумлялся Навагин, шагая по кабинету. — Странно и непонятно! Какая-то мистика! Позвать сюда швейцара!
Явился швейцвар.
— Послушай, Григорий опять расписался этот Федюков! Ты видел его? — Никак нет... — Помилуй, да ведь он же расписался! Значит, он был в передней? Был? — Никак нет, не был. — Как же он мог расписаться, если он не был? Припомни-ка, может быть, входил кто-нибудь незнакомый! Подумай! — Нет, ваше превосходительство, незнакомых никого не было. Чиновники наши были, священники с крестом приходили, а больше никого не было... — Странно! Непонятно! Удивительно! — задумался Навагин. — Это даже смешно. Человек расписывается уже тринадцать лет, и ты никак не можешь узнать, кто он. — Опять таинственный Федюков расписался! — сказал Навагин, входя к жене. — Опять я не добился, кто это такой!
Госпожа Навагина была спириткой, а потому все понятные и непонятные явления в природе объясняла очень просто.
— Ничего тут нет удивительного, — сказала она. — Ты вот не веришь, а я говорила и говорю: в природе очень много сверхъестественного, чего никогда не постигнет наш слабый ум! Я уверена, что этот Федюков — дух, который тебе симпатизирует... На твоем месте я вызвала бы его и спросила, что ему нужно. — Вздор, вздор!
Навагин был свободен от предрассудков, но занимавшее его явление было так таинственно, что поневоле в его голову полезла всякая чертовщина. Всю ночь ему снился старый, тощий чиновник в потертом мундире. Две недели Навагин молчал, хмурился и все ходил да думал. В конце концов он поборол свое самолюбие и, войдя к жене, сказал глухо:
— Зина, вызови Федюкова!
Госпожа Навагина обрадовалась, велела принести картонный лист и блюдечко, посадила рядом с собой мужа и стала священнодействовать. Федюков не заставил долго ждать себя...
— Что тебе нужно? — спросил Навагин. — Кайся... — ответило блюдечко. — Кем ты был на земле? — Заблуждающийся... — Вот видишь! — шепнула жена. — А ты не верил!
Навагин долго беседовал с Федюковым, потом вызывал Наполеона, свою покойную тетку Клавдию Захаровну, и все они давали ему короткие, но верные и полные глубокого смысла ответы. Возился он с блюдечком часа четыре и уснул успокоенный, счастливый, что познакомился с новым для него, таинственным миром. После этого он каждый день занимался спиритизмом и в присутствии объяснял чиновникам, что в природе вообще очень много сверхъестественного, чудесного, на что нашим ученым давно бы следовало обратить внимание. По целым дням он, к великому удовольствию своей супруги, читал спиритические книги или же занимался блюдечком, столоверчением и толкованием сверхъестественных явлений.
Прочитав не одну сотню спиритических брошюр, Навагин почувствовал сильное желание самому написать что-нибудь. Пять месяцев он сидел и сочинял и в конце концов написал громадную статью, которую решил отправить в спиритический журнал.
В тот день в кабинете Навагина находились секретарь, переписывавший набело статью, и дьячок местного прихода, позванный по делу. Лицо Навагина сияло. Он любовно оглядел свое детище, счастливо улыбнулся и сказал секретарю:
— Я полагаю, Филипп Сергеич, заказным отправить.
Потом Навагин обратился к дьячку:
— Вас я велел позвать по делу, любезный. Я отдаю младшего сына в гимназию, и мне нужно метрическое свидетельство. Нельзя ли к завтрашнему дню приготовить? — Хорошо-с, ваше превосходительство! Извольте завтра прислать кого-нибудь в церковь перед вечерней. Прикажите спросить Федюкова, я всегда там... — Как?! — крикнул генерал бледнея. — Вы Федюков? — Точно так, Федюков. — Вы расписывались у меня в передней? . — Точно так, — сознался дьячок. — Я, ваше превосходительство, когда мы с крестом ходим, всегда у знатных особ расписываюсь.
В немом отупении, ничего не понимая, не слыша, Навагин зашагал по кабинету.
— Так я сейчас пошлю статью, ваше превосходительство, — сказал секретарь.
Эти слова вывели Навагина из забытья. Он тупо оглядел секретаря и дьячка, вспомнил и, раздраженно топнув ногой, крикнул:
— Оставьте меня в покое! Что вам нужно от меня, не понимаю?
