Он всегда начинал петь, когда все стихало. Так и положено петь настоящему певцу. Тишина нужна была такая, чтобы затих ветер, замерли ветви деревьев, травы склонились к земле, успокоилась вода. И облака должны были рассеяться, иначе он не запоет.
Его слушали все! Ивы, поникшие своими печальными ветвями, березы, успокоившие свою густую листву, болота слушали его, натянув радары паутинных антенн, и реки замедляли в этом месте свое течение, и внимали ему люди, те, у кого было чувство прекрасного.
Запевка прозвучала, как только солнце коснулось гребенки синего леса и тени спокойно улеглись на земле. И на полях замолк шум гудящих машин. Тут он и попробовал свой голос. Это была проба, именно запевка. Так, чуть-чуть, что-то сродни сквозному свисту. Не песня, но и не ветер. И не игра на дудочке. Так, нечто условное, еще неуверенное, как бы и не желание, но уже заявка.
Мало кто обратил внимание на его первый звук. Хотя он был и необычен. Но в том-то и дело, что звук был необычен, и поэтому он легко, нет, не затерялся, а просто в силу житейской инерции не был замечен теми, кто был занят своим повседневным. Мало ли разных звуков. Тем более что незнакомый звук не сразу улавливает даже и чуткое ухо.
После пробы он усилил голос. Мало того, сделал что-то такое, что некоторые сразу замолчали, иные же насторожились, но большинство птиц в березовой роще, не заметив нового, продолжали свой клекот, ор, карканье, бормотанье, чуфырканье.
И тогда он пустил трель. Ту трель, которую позднее подхватили подражатели, существа без своего голоса, пытаясь выдать за свое. Но он был так щедр, так увлечен своей песней, что даже не заметил, как вокруг появились те, которые всегда лезут к гению. Ах, как он ликующе пел! Прославлял жизнь, ее вечные восходы, молодую листву неоглядных лесов, синюю гладь морей, ровные просторы земли. Как он пел!
И казалось странным, что при таком даровании он был очень беззащитен. Одного кошачьего когтя хватило бы, чтоб растерзать его тщедушное тельце. Но он не думал об этом. Благородная страсть заставляла его петь то, чем было переполнено сердце, и он ничего не замечал, даже того, что его слушают все. Да, теперь уже все ему внимали! Теперь уже все признали его отличным певцом. Даже стали гордиться им. Поглядывали друг на друга. Вот, мол, какие есть, у нас! И только никто не подумал о том, как он беспомощен и беззащитен.
