Учительница Марья Ефремовна сказала, что надо устроить в классе живой уголок и каждый должен принести что-нибудь живое. Мы с папой пошли в цветочный магазин.
— Здравствуйте, — сказал папа продавщице. — Нам что-нибудь для живого уголка. — Лучше всего кактус, — посоветовала продавщица. — Самый неприхотливый цветок. Может долго обходиться без влаги. Можно и фикус, но это очень дорого.
Я не хотела, чтобы папа выглядел бедным, и торопливо проговорила:
— Мне вон тот, красненький...
Горшочек был самый маленький, цветочек самый простенький, похожий на капельку огня, и, наверное, самый дешевый.
— Это герань. Восемьсот рублей, — продавщица поставила горшочек перед нами.
Листья были большие, замшевые, а цветочек совсем простой, в четыре лепестка. Я шла по улице и не сводила с него глаз. А папа говорил:
— Смотри под ноги...
Дома я поставила горшочек на подоконник, к солнцу. Потом налила в банку воды и стала поливать.
— Много нельзя, — предупредила бабушка. — Он захлебнется.
Я испугалась, и даже ночью вскакивала и проверяла — жив ли мой цветок. А утром я увидела, что огонек еще ярче, листья еще бархатнее, а запах явственнее. Это был ненавязчивый, острый, как сквознячок, ни с чем не сравнимый запах. Без пятнадцати девять я пошла в школу. Наша школа находится во дворе, и меня не провожают.
Я шла и смотрела себе под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть на цветок. Перед школой толпились мальчишки. Когда они увидели меня с цветком, прижатым к груди, то расступились и выпрямились. Ждали в молчании, когда я подойду. Мне это не понравилось.
Я делала шаг за шагом. Остался последний шаг — и я за дверью. Последний шаг... И в этот момент Борька Карпов делает два движенья: одно — вверх — заносит портфель над головой, другое — вниз — на мой цветок. Горшочек выскочил из рук» упал на землю и раскололся. Земля рассыпалась, а красная головка цветка отлетела смятым сгустком. Я смотрела на землю и ничего не понимала. Зачем? Чтобы другим было весело? Но никто не рассмеялся. Зазвенел второй звонок. Все побежали в школу. А я повернулась и бросилась к себе домой.
Скоро Борькины родители купили себе квартиру в другом районе, и Борька ушел из нашей школы навсегда. Убитый цветок остался неотмщенным. Зло осталось безнаказанным.
Прошло пять лет. Я закончила школу, поступила в университет. В канун Нового года я купила на цветочном базарчике возле метро одну розу и села в автобус. На одной из остановок вошел солдат со странным носом: он не стоял посреди лица, а как бы прилег на щеки. Должно быть, нос сломали.
Солдат сел, продышал в стекле дырочку и стал смотреть в темноту. Время от времени он дул в свои пальцы. Я смотрела на него не отрываясь, что-то неуловимо знакомое в руках, наклоне головы... Борька! Борька Карпов! Он, конечно же, окончил школу, потом армия. Кто-то побил его вместо меня.
Все пять лет я мечтала встретить этого человека и сказать ему сильные и жесткие слова упрека. Я даже приготовила эти слова. Но они предназначались другому Борьке — красивому и наглому, хозяину жизни. А не этому, в казенной шинели. Во мне разрасталась пустота, клонящаяся к состраданию. Я подошла к нему и сказала:
— Привет!
Борька повернул ко мне лицо, увидел перед собой красивую девушку с красивым цветком. Как на календаре. Он смутился и стал красный, как свекла.
— Не узнаешь? — спросила я. — Ты мне еще цветок сломал, — напомнила я. — Какой цветок?
Он не помнил то утро и горшочек с геранью. И то, что стало для меня событием в жизни, для него не существовало вообще. В тот день на первом уроке была контрольная по геометрии и все его мозговые силы ушли на доказательство теоремы, а через час, на следующем уроке, он уже не помнил ни о контрольной, ни обо мне. Так чего же я хочу через пять лет?
— Ты Борька Карпов? — Да, — сказал он. — А что? — Ничего. С Новым годом!
Я протянула ему розу. Зачем? Не знаю. Протянула и все. Борька не взял. Онемел от удивления. Тогда я положила ее ему на колени. Как на памятник. Автобус остановился. Это была моя остановка. Я спокойно сошла. Не сбежала, не соскочила. Просто сошла.
Борька смотрел на меня из освещенного окошка. И вдруг узнал. Его глаза вспыхнули узнаванием и стали красивыми, потому что в них появился смысл и радость.
Автобус тронулся. Прощай, мой черный ангел. Прощайте, мои напрасные страдания. Прощай, моя роза неземной красоты. Продержись как можно дольше...
