Народ собрался смотреть на то, как я полечу. Шар был готов. Он подрагивал, рвался вверх на четырех канатах и то морщился, то надувался. Я простился со своими; сел в лодку, осмотрел, все ли мои припасы были на местах, и закричал; «Пускай!» Канаты подрезали, и шар поднялся вверх, сначала тихо, — как жеребец сорвался с привязи и оглядывался, — и вдруг дернул кверху и полетел так, что дрогнула и закачалась лодка. Внизу захлопали в ладоши, закричали и замахали платками и шляпами. Я махнул им шляпой и не успел опять надеть ее, как уж был так высоко, что с трудом мог разглядеть людей.
В первую минуту мне стало жутко и мороз пробежал по жилам. Но потом вдруг так стало весело на душе, что я перестал бояться. Уже чуть слышен был шум в городе. Как пчелы, шумел народ внизу. Улицы, дома, река, сады в городе виднелись внизу, как на картинке. Мне казалось, что я царь над всем городом и народом, — так мне весело было наверху. Я быстро поднимался вверх, только подрагивали веревки в лодке, да раз налетел ветер, перевернул меня два раза на месте. Но потом опять непонятно стало, лечу я или стою на месте. Я замечал, что лечу вверх, только потому, что все меньше и меньше становилась подо мной картинка города и дальше становилось видно. Земля точно росла подо мной, становилась шире и шире, и вдруг я заметил, что земля подо мной стала как чашка. Края были выпуклые, на дне чашки был город. Мне становилось все веселее. Весело и легко было дышать и хотелось петь. Я запел, но голос мой был такой слабый, что я удивился и испугался своего голоса.
Солнце стояло еще высоко, но на закате тянулась туча. И вдруг она закрыла солнце. Мне опять стало жутко, и я, чтоб заняться чем-нибудь, достал барометр и посмотрел на него, и по нему узнал, что поднялся уже на четыре версты. Когда я клал барометр на место, что-то затрепыхалось около меня, и я увидал голубка. Я вспомнил, что взял голубка затем, чтобы спустить его с записочкой вниз. Я написал на бумажке, что я жив и здоров, нахожусь на четырех верстах высоты, и привязал бумажку к шее голубя. Голубь сидел на краю лодки и смотрел на меня своими красноватыми глазами. Мне казалось, что он просил меня, чтобы я не сталкивал его. С тех пор, как стало пасмурно, внизу ничего не было видно. Но нечего делать, надо было послать вниз голубя. Он дрожал всеми перышками, когда я взял его в руку, Я вытянул руку и бросил его. Он, часто махая крыльями, полетел боком, как камень, вниз.
Я посмотрел на барометр. Теперь я уже был на пять верст над землею. Я почувствовал, что мне не хватает воздуха, дыхание участилось. Я потянул за веревку, чтобы выпустить газ и начать спускаться, но клапан не открывался. Я обмер. Непохоже было, чтобы я поднимался, так как ничто не шевелилось, но дышать мне становилось все тяжелее и тяжелее. «Если я не остановлю шар, — подумал я, — то он лопнет, и я пропал». Чтобы узнать, поднимаюсь ли я, или стою на месте, я выбросил бумажки из лодки. Бумажки, точно камни, летели вниз, Значит, я, как стрела, летел вверх. Я изо всех сил ухватился за веревку и потянул. Слава богу, клапан открылся, что-то засвистело. Я выбросил еще бумажку, — бумажка полетела около меня и поднялась. Значит, я опускался.
Внизу все еще ничего не было видно, только как будто море тумана расстилалось подо мной. Я спустился в туман: это были тучи. Потом подул ветер, понес меня куда-то, и скоро выглянуло солнце, и я увидал под собой опять чашку земли. Но не было еще нашего города, а какие-то леса и две синие полосы — реки. Опять мне радостно стало на душе и не.хотелось спускаться; но вдруг что-то зашумело, и я увидел орла. Он удивленными глазами поглядел на меня. Я, как камень, летел вниз.
Я стал сбрасывать балласт, чтобы задержаться. Скоро мне стали видны поля, лес и у леса деревня. К деревне шло стадо. Я слышал голоса людей. Шар мой медленно спускался. Меня увидели. Я закричал и бросил веревки. Сбежался народ. Я увидел, как мальчик первый поймал веревку. Другие подхватили, прикрутили шар к дереву, и я вышел. Я летал только три часа. Деревня эта была за двести пятьдесят верст от моего города.
