В этом появлении Христа в конце вьюжной петербургской поэмы нет ничего неожиданного. М.Волошин Поэма «Двенадцать» — наиболее загадочное произведение Блока. Существует множество вариантов трактовки поэмы и образа Христа, но нет возможности определить, какой из них ближе всего к авторскому замыслу. Отзывы Блока о «Двенадцати» скупы и противоречивы, они свидетельствуют о том, что для него самого было загадкой то, что он написал. Очевидно одно: образ Христа в поэме ключевой, его появление в конце — кульминация произведения. Можно ли согласиться с Волошиным и утверждать, что явление Христа неизбежно после происходящего в поэме? Для ответа на этот вопрос стоит обратиться к тексту. Первая строфа определяет место действия — весь “Божий свет”. Божий — значит Богом не покинутый, значит, Бог видит всё, что на этом свете происходит. А происходят дела едва ли богоугодные, и подчёркивается это словами, связанными с верой. Наиболее ярко это выражено в лейтмотиве “Свобода, свобода, эх, эх, без креста”. Свобода без суда, наказания, покаяния. “Без креста” также может означать, что всё происходящее не искуплено ни людьми, ни Иисусом, но кто-то должен искупать грехи, иначе свет перестанет быть Божьим. И, кажется, до этого уже недалеко, если звучит призыв “пальнём-ка пулей в Святую Русь”, в котором как будто специально подчёркивается, что теперь можно “пулять” в святое, и, конечно, “без креста”. Но более всего это выражено в словах: “Эх, эх, согреши, будет легче для души”. Грех — путь к свободе, освобождающий душу от совести, от “креста”. Но всё-таки у одного из Двенадцати совесть просыпается: “Лишь у бедного убийцы не видать совсем лица”. Он страдает от содеянного, потому что убил человека, которого любил. Любовь пробуждает в нём раскаяние: “...загубил я, бестолковый, загубил я сгоряча...” Любовь само по себе чувство святое, очищающее, а если он ещё раскается в грехах, то сможет вернуться к Богу. Он та самая заблудшая овца, которая дороже всего пастырю. Господь всегда приходит, когда душа встаёт на путь очищения. Может, именно поэтому Блок писал об иллюстрации к поэме: “Если бы из левого верхнего угла «Убийства Катьки» дохнуло густым снегом и сквозь него — Христом — это была бы исчерпывающая обложка”. Убийство Катьки приводит к раскаянию души и появлению в ней Бога. Можно и по-другому объяснить использование Блоком Божьего имени. Несколько раз в поэме звучат отрывки молитв. Вначале старушка причитает: “Ох, Матушка-Заступница! Ох, большевики загонят в гроб!” Она просит защиты от большевиков у Богородицы. Можно говорить о том, что старушка — часть старого мира, который ищет защиты у Бога. Интересно то, что и старый мир, и Бог даны в женском образе, и женское начало — самое святое для Блока. В другой раз к Богу обращаются за кощунственным “благословением”: Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем, Мировой пожар в крови — Господи, благослови!Неизвестно, звучит ли голос Двенадцати в этой просьбе. А ведь именно после неё разворачивается сцена убийства Катьки. И если верно то, что было сказано мной по поводу появления Бога в этой сцене, то становится ясно, почему дальше Катька удостаивается слов православного отпевания: “Упокой, Господи, душу рабы Твоея...” Она принесена в жертву, благодаря которой одна душа может вернуться к Богу. Произойдёт ли это? Следующая сцена начинается в тишине: Не слышно шуму городского, Над невской башней тишина... Потом поднимается вьюга: Разыгралась что-то вьюга, Ой, вьюга, ой, вьюга! Не видать совсем друг друга За четыре за шага! И в такой обстановке слышится голос этой души: “Ох, пурга какая, Спасе!” Душа взывает к Богу — неужели он не придёт к ней? Но чтобы действительно покаяться, нужны силы, которых у этой души нет: мы больше не слышим её голоса, один из Двенадцати не противоречит товарищам, осуждающим эти слова. Зато слышатся слова Блока: “И идут без имени святого все двенадцать — вдаль...” Значит, снова “без креста” идут все. Так что же дальше? Есть ли в будущем спасение или только “мировой пожар в крови”? Известно, что Блок не просто сочувствовал революции, в тот момент он “жил современностью... в согласии со стихией”. Для него “впереди — Иисус Христос”, то есть спасение и свет, пока едва различимый во вьюге, но этот свет “от пули невредим”, и его обязательно увидят, когда перестанут стрелять и когда “ветер на всём Божьем свете” уляжется. Блок писал: “Я не имею ясного взгляда на происходящее, тогда как волею судьбы я поставлен свидетелем великой эпохи”. И хотя нельзя точно объяснить, для чего Христос появляется (приведённое здесь объяснение — лишь один из возможных вариантов), то, что он не может не появиться в такой великий для Блока момент, очевидно.
