В давние времена в одном маленьком городке поселился пожилой, одинокий господин. Профессия у него была благородная: он лечил людей. Он был всегда угрюм и необщителен и говорил, только когда этого требовала его «профессия. Ни к кому он не ходил в гости, и жил скромно, как монах, Дело в том, что он был ученый, а в ту пору ученые не были похожи на обыкновенных людей. Они проводили дни и ночи в созерцании, в чтении книг и лечении болезней, и не имели времени говорить лишних слов. Жители города отлично понимали это и старались не надоедать ему своими посещениями и пустой болтовней. Они были очень рады, что бог, наконец, послал им человека, умеющего лечить болезни, и гордились, что в их городе живет такой замечательный человек.
— Он знает все, — говорили про него.
Но этого было недостаточно. Надо было еще говорить: «Он любит всех!» В труди этого ученого человека билось чудное, ангельское сердце. Как бы ни было, ведь жители города были для него чужие, не родные, но он любил их, как детей, и не жалел для них даже своей жизни. У него самого была чахотка, он кашлял, но, когда его звали к больному, забывал про свою болезнь, не щадил себя и, задыхаясь, взбирался на горы, как бы высоки они ни были. Он пренебрегал зноем и холодом, презирал голод и жажду. Денег не брал.
И скоро он стал для города так необходим, что жители удивлялись, как это они могли ранее обходиться без этого человека. Их признательность не имела . границ. Взрослые и дети, добрые и злые, честные и мошенники — одним словом, все уважали его. В городке и в его окрестностях не было человека, который позволил бы себе не только сделать ему что-нибудь неприятное, но даже подумать об этом. Выходя из своей квартиры, он никогда не запирал дверей и окон, в полной уверенности, что нет такого вора, который решился бы обидеть его. Часто ему приходилось, по долгу врача, ходить по большим дорогам, через леса и горы, но он чувствовал себя в полной безопасности. Однажды ночью он возвращался от больного, и на него напали в лесу разбойники, но, узнав его, они почтительно сняли перед ним шляпы и спросили, не хочет ли он есть. Когда он сказал, что сыт, они дали ему теплый плащ и проводили его до самого города, счастливые, что судьба послала им случай хоть чем-нибудь отблагодарить великодушного человека.
И этот человек, который, казалось, своею святостью оградил себя от всего злого, в одно прекрасное утро был найден убитым. Окровавленный, с пробитым черепом, он лежал в овраге, и бледное лицо его выражало удивление. Да, не ужас, а удивление застыло на его лице, когда он увидел перед собою убийцу.
Скорбь, овладела жителями города и окрестностей. Все в отчаянии, не веря своим глазам, спрашивали себя: кто мог убить этого человека? Судьи, которые производили следствие и осматривали труп доктора, сказали:
— Так как нет на свете такого человека, который мог бы убить нашего доктора, нужно предположить, что доктор в потемках сам упал в овраг и ушибся до смерти.
С этим мнением согласился весь город. Доктора похоронили, и уже никто не говорил о насильственной смерти. Существование человека, у которого хватило бы низости и гнусности убить доктора, казалось невероятным.
Но убийца неожиданно обнаружился. Увидели, как один шалопай, уже много раз бывший под судом, пропивал в. кабаке табакерку и часы, принадлежавшие Доктору. Когда стали его уличать, он смутился и сказал какую-то очевидную ложь. Сделали у него обыск и нашли рубаху с окровавленными рукавами и докторский ланцет в золотой оправе. Каких же еще нужно улик? Злодея посадили в тюрьму. Жители возмущались и в то же время говорили:
— Невероятно! Не может быть! Смотрите, как бы не вышло ошибки. Ведь случается, что улики говорят неправду!
На суде убийца упорно отрицал свою вину. Все говорило против него, и убедиться в его виновности было нетрудно. Но судьи точно с ума сошли: они по десять раз взвешивали каждую улику, недоверчиво посматривали на свидетелей, краснели, пили воду... Судить начали рано утром, а закончили только вечером.
— Обвиняемый!— обратился главный судья к убийце. — Суд признал тебя виновным в убийстве доктора и приговорил тебя к...
Главный судья хотел сказать: «к смертной, казни», но выронил из рук бумагу, на которой был написан приговор, вытер холодный пот и закричал:
— Нет! Если я неправильно сужу, то пусть меня накажет бог, но, клянусь, он не виноват! Я не допускаю мысли, чтобы мог найтись человек, который осмелился бы убить нашего друга доктора! Человек не способен пасть так глубоко! — Да, нет такого человека, — согласились прочие судьи. — Нет такого человека! — откликнулась толпа. — Отпустите его!
Убийцу отпустили на все четыре стороны, и ни одна душа не упрекнула судей в несправедливости, потому что в их решении проявилась глубокая вера в человека.
