Вблизи большого города, по широкой проезжей дороге шел старый, больной человек. Он шатался на ходу. Его исхудалые ноги, путаясь, волочась и спотыкаясь, ступали тяжко и слабо, словно чужие. Одежда на нем висела лохмотьями. Непокрытая голова падала на грудь. Он изнемогал.
Он присел на придорожный камень, наклонился вперед, облокотился, закрыл лицо обеими руками — и сквозь искривленные пальцы закапали слезы на сухую, седую пыль. Он вспоминал...
Вспоминал, как и он был некогда здоров и богат. Но здоровье он истратил, а богатство роздал другим, друзьям и недругам... И вот теперь у него нет куска хлеба — и все его покинули, друзья еще раньше врагов... Неужели ж ему унизиться до того, чтобы просить милостыню? Горько ему было на сердце и стыдно. А слезы все капали и капали, пестря седую пыль. Вдруг он услышал, что кто-то зовет его по имени. Он поднял усталую голову и увидел перед собой незнакомца.
Лицо спокойное и важное, но не строгое. Глаза не лучистые, но светлые; взор пронзительный, но не злой.
— Ты все свое богатство роздал, — послышался ровный голос. — Но ведь ты не жалеешь о том, что добро делал? — Не жалею, — отвечал со вздохом старик, — только вот умираю я теперь. Незнакомец продолжал: — И если бы не было на свете нищих, которые к тебе протягивали руку, не было бы у тебя случая показать свою добродетель, не мог бы ты упражняться в ней?
Старик ничего не отвечал и задумался.
— Так и ты теперь не гордись, бедняк, — заговорил опять незнакомец, — ступай, протягивай руку, доставь и ты другим добрым людям возможность показать на деле, что они добры.
Старик встрепенулся, поднял глаза... Но незнакомец уже исчез. А вдали на дороге показался прохожий.
Старик подошел к нему — и протянул руку. Этот прохожий отвернулся с суровым видом и не дал ничего.
Но за ним шел другой — и тот подал старику малую милостыню.
И старик купил себе на данные гроши хлеба. И сладок показался ему выпрошенный кусок. И не было стыда у него на сердце. Его осенила тихая радость.
