Рябины гнутся под тяжестью спелых ягод. Над ними со свистом проносятся стаи серых дроздов. Клены озябли и пожелтели — порой кажется, будто в осеннем саду замерли золотые кони. Осины лепечут алыми листьями тихо и грустно.
Люся и дедушка подошли к скамейке возле старой антоновки. Внучка подняла голову и увидела юркую голубовато-серую птицу, неслышно бегущую по стволу.
— Поползень хозяйничает, сад к зиме в порядок приводит... — заметил дедушка.
Поползень выслушал дерево. На мгновение замер на месте, отыскал в коре гусеницу, перевернулся вниз головой и исчез.
Зашелестел ветерок. Дрогнул, затрепетал лист на верхней ветке, нежный, как птичье перышко. Ветка качнулась, что-то оторвалось от нее и полетело вниз. Упало яблоко. Здоровое, желтое, гулко ударилось о землю.
— Ура! — крикнула Люся и бросилась поднимать. Твердое, мокрое, оно будто холодом обожгло ей пальцы. — Антоновка — осеннее солнце! — сказал дедушка.
Знакомой тропой они идут гулять к реке Серебрянке мимо сарая, доверху заваленного березовыми дровами, мимо высокой липы с черными опустевшими грачиными гнездами, мимо кряжистого пня, обросшего серыми тугими копытцами грибов-трутовиков.
Низкий синеватый туман, освещенный откуда-то изнутри, неприметно для глаз растаял, слился с начавшей желтеть осокой. Отпечатались золотистые стога сена над луговиной. На том берегу засеребрились купола ив. Река засветилась и блестит. Опавшие листья, темные стебли крапивы похрустывают под ногами. А кругом тишина: мягкая, долгая, обрываемая по временам звонкой перекличкой синиц. Люсе нравятся эти веселые звуки и этот сад, роняющий по утрам яблоки. В воздухе пахнет горькой седой полынью.
— Дедушка, что там за веревочка в небе?
Высоко-высоко летели большие птицы.
— Журавли пошли в отлет. Лето за собой волокут. — А куда? — В жаркие края уносят. Туда, где не бывает зимы.
Люся остановилась, сняла с головы платок и помахала на прощание журавлям и лету. Ветер вырвал платок из рук девочки, заиграл им, поднял в небо и превратил в журавля.
