В «Счастливой ошибке» Гончаров обращается к изображению светской среды. Он показывает любовную размолвку презирающего «свет» помещика Егора Адуева с его возлюбленной из-за ее светского кокетства, сопровождая повествование комическими отступлениями, напоминающими Гоголя. В характере Адуева, мечтающего о счастливой семейной жизни в усадьбе, он раскрывает черты крепостнического самодурства и грубого обращения со слугами. К началу 1840-х годов в творческих интересах писателя наметились некоторые перемены. В главном герое своей новой повести «Иван Саввич Поджабрин» (1842) он попытался по-своему изобразить характер, воплощенный Гоголем в Хлестакове, - характер молодого легкомысленного чиновника, получающего деньги от родных, пренебрегающего службой и всецело отдающегося любовному волокитству - «жированию жизнью». При этом писатель воспроизводил такие обстоятельства столичной жизни, которые вскоре стали одной из ведущих тем «петербургских физиологии»,- быт большого квартирного дома, с дворником, случайными жильцами, соседскими сплетнями, пирушками, ссорами и т. п. Но в самом стиле повести писатель отказался теперь от сказовой манеры повествования и перешел к более «объективным» и детализированным приемам изображения, в частности к разработке приемов характерного бытового диалога. Не считая и эту повесть настолько значительной, чтобы ее печатано, Гончаров принялся было за роман «Старики», предполагая, видимо, изобразить в нем патриархальную поместную старину - «обломовку». Но вскоре он приостановил работу над этой темой и пришел, наконец, к замыслу «Обыкновенной истории», более острому и современному. В своем первом романе Гончаров осознал антитезу романтической мечтательности и трезвой деловитости своеобразно. Он, видимо, и сам не испытал, и в других не разглядел романтики глубоких идейных исканий-ни романтики политического протеста, которая была характерна для Лермонтова и раннего Герцена, ни романтики философско-идеалистических концепций, которой еще недавно увлекались Белинский и Тургенев. Романтика, которая интересовала Гончарова и выразителем которой он сделал главного героя своего романа Александра Адуева, не представляла собой ничего значительного. Она являлась только смутным психологическим откликом на некоторые проблемы объективного идеализма - на стремление понять жизнь природы и духовную жизнь человека как «моменты» развития «божествен–иого духа». Такого рода романтика еще со времен Карамзина и раннего Жуковского, процветавшая в бытовом сознании образованной части консервативных слоев русского дворянства, а отчасти и разночинства, не шла дальше выспренной идеализации сердечной любви, чувствительной дружбы, красоты искусства и природы. Пушкин воспроизвел разновидности такой романтики в характере Ленского и Владимира («Метель»), Гоголь - Пискарева, Герцен - Круциферского…