Исследователь языка Державина, Я.К. Грот указал у него немало заимствований из «простонародного языка», вроде: «Ведь пьяным по колени море... И жены с нами куликают... На карты нам плевать пора» («Кружка»), и тут же такие «высокие» слова, как «дщерь», «престать», «пребудь» или: «Их денег куры не клюют. В грош не ставлю никого... Бояра понадули пузы» («На счастье»). Грот указывает у Державина на пристрастие, например, к деепричастиям типа: «блистаючи, являючи, улыбаючись», на такие слова, как вёдро, издевка, растабары, помочь, пошва (вм. почва); на местные слова: бешметь, салма, плов, каймак (ср. такие слова, как: шлендать, тазать, кубарить, гамить, корда, гуня, жолна, вяха, т.е. удар, кобас – род балалайки и др.). Исследователи указывают на целый ряд оборотов, форм, синтаксических конструкций у Державина, школьно «неправильных», но обоснованных речевой практикой демократических слоев. Державин не смог, обработав народный язык, создать на основе его новой свободной нормы (это сделал Пушкин), но его язык – это язык нарядный, пусть эмпирически или даже натуралистически воспроизведенный, но и в своей эмпирии противостоящий логизированной схеме, классической поэтической норме. И этому не мешают обильные у Державина славянизмы, ни даже мифология или же канцеляризмы его речи. Все эти элементы, книжные и традиционные, попадая в окружение державинской вольной речи, подчиняясь общему характеру его поэзии, приобретают и сами новые качества: они выступают во всей своей пестроте как образцы пестрой, неслаженной, но совершенно реальной речевой практики человека того времени.
