Однажды отец не мог заехать перед концертом домой за баяном и велел нам с братом притащить баян к началу представления в театр «Мулен-Руж». Баян в плотном деревянном футляре — штука тяжелая. Чтобы нам было легче, отец придумал просунуть сквозь ручку, футляра палку от половой щетки, Мы с братом должны были положить концы палки на плечи так, чтоб баян висел посредине. Мы то и дело останавливались, чтоб переменить плечо, но баян все же доставили в театр вовремя, за что были вознаграждены возможностью посмотреть представление. С тех пор мы уже чуть ли не ежедневно таскали баян то в один театр, то в другой и каждый раз смотрели представление. Но иногда наступали дни, когда у отца не было выступлений, и нам поневоле приходилось коротать время дома. Мой хитроумный братец придумал такую вещь.
— Давай вечером возьмем баян, отнесем в «Мулен-Руж» и посмотрим представление, — сказал он. — Так квартет же не выступает сегодня в «Мулен-Руж», — ответил я. — Кто там знает, выступает квартет или не выступает, — сказал брат. Билетерша увидит, что мы принесли баян, и пропустит нас.
Вечером мы, не сказав никому ни слова, спустились в сарай, взяли баян и потащили его на палке прямехонько в «Мулен-Руж». Билетерша, даже не глядя, пропустила нас. Мы оставили баян, как обычно, в гримерной, а после представления унесли его в сарай.
На следующий день мой изобретательный брат сказал:
— Мы с тобой дураки. Чтоб попасть в «Мулен-Руж» или в какой-нибудь другой театр, вовсе не нужно тащить туда тяжелый баян. Мы вынем баян из футляра и принесем пустой футляр. Никто же не станет проверять.
В тот вечер мы так и сделали. Все обошлось как нельзя лучше. С тех пор так у нас и пошло. И все же случилась осечка. И довольно крупная.
Незадолго до. этого в течение двух недель квартет выступал в цирке. За эти две недели мы с братом настолько пристрастились к цирковым представлениям, что уже не мыслили себе жизни без них. Как только выпадал вечер, когда у отца выступления не было, мы брали пустой футляр и тащили в цирк. Там, как обычно, мы оставляли футляр в гримерной, а сами скорехонько поднимались по боковой лестнице в бельэтаж, откуда нам разрешалось смотреть представление. Спешили мы главным образом, чтоб не попадаться на глаза клоунам Донато и Жакони, которые любили выкидывать разные шуточки. В тот вечер когда мы тащили футляр на палке домой из цирка, он показался мне непривычно тяжелым, о чем я и сказал брату.
— Это не футляр тяжелый, а баян тяжелый, — сказал брат. — Мы забыли вынуть баян, потому что спешили.
На другой день отец сказал, чтоб мы принесли к вечеру баян в театр «Пиколе». Вечером мы, как всегда, спустились вниз, схватили баян (а он так и стоял в сарае с палкой, просунутой сквозь ручку футляра, как мы оставили накануне) и потащили в «Пиколе». Когда мы явились, весь квартет уже был в сборе. Отец тут же открыл футляр, растерянно заморгал глазами и недоуменно спросил:
— Что это такое?
Брат заглянул в футляр и от удивления разинул рот.
— Это Донато и Жакони, — запинаясь, пробормотал брат и еще зачем-то добавил: — Я уверен! — Какие еще Донато и Жакони? — закричал в негодовании отец. — Я же вижу, что это кирпичи!
Я заглянул в футляр. Там действительно вместо баяна лежало полдесятка самых простых кирпичей. Подозрение брата, что над нами подшутили Донато и Жакони, было не лишено основания. Они, должно быть, заметили, что мы появляемся со своей ношей в те дни, когда выступлений квартета не было. Заглянув в футляр и не обнаружив в нем баяна, они поняли нашу уловку и решили нас проучить. Я даже убежден, что именно так и было, потому что заметил, как они оба смотрели на нас с улыбкой, когда мы уносили футляр, наполненный кирпичами.
