Подошла к моему дому немолодая, (но еще крепкая женщина, повязанная платком, в старом плюшевом жакете. Спросила, когда будет следующий автобус.
— Часа через три. — Вот видишь ты... —— А тебе куда? — На Гдов. — А сама откуда будешь? — И не знаю теперь, откуда я. Беженкой стала. Этот месяц у старшей дочки жила, в Кузелеве.
Она неожиданно сморщилась и заплакала.
— Вот по углам и скитаюсь — то у одной, то у другой. Продала дом-то. А теперь ругают. — Зачем же продавала? — Так ведь дочке надо было помочь. Младшей. Заболела. В санаторий велели ехать после операции. Вот и продала.
На женщине тяжелые кирзовые сапоги. Стоит не двигаясь. Уберет пальцем слезу у глаза, оботрет о жакетку и со вздохом говорит дальше:
— Вот у дочек и живу теперь. То у одной, то у другой. Трое их у меня. Таня-то, ради которой продала, говорит: «Будешь жить со мной, мама. Продай дом, а то я очень больна. Мне надо денег, на поправку».
Я и продала. Каждой бы коснулось, так сделала. Да ведь не каждая, слава богу, болела. Ну, приехала к Тане жить.
Она съездила куда следует, поправилась. Все хорошо. Живем вместе. А потом замуж вышла. И говорит мне: «Мама, поживи у Нади, а то нам тесно троим в одной комнате».
А я и сама вижу, что тесно. Уехала к средней дочке. А та сразу мне: «Вот, продала дом, а теперь и станешь, как беженка, мотаться по чужим углам».
— «Так ведь, — говорю, — надо было помочь Тане». — «За то она тебя хорошо отблагодарила. Выставила». — «Почему выставила? Временно, сказала». — «Как бы не временно... Не к кому — ко мне приехала». — «Ну что ж, если так встречаешь, тогда поеду к Вере». Вера-то здесь живет. А Надежда в Сланцах. «Чего сразу сорвешься, — это Надя-то мне, — поживи какой месяц, а уж потом поедешь». Ну, стала у нее жить. Да только вижу, что лишняя я у них. Зять слова за все время не сказал, только фыркает. Мальчик у них, Васенька, так он тоже на меня не глядит. С отца пример берет. Да и Надя все недовольная. Чуть что, попрекает: «Хоть бы сотню сунула, так все ей». — «Да не все, и на себя расходовала. Велики деньги — пятьсот рублей». Не слушает. Твердит свое. Уехала я к Вере. А и там не слаще: «Вот так вот, маменька, твоя любимица Танечка-то, хорошо поступила. Денежки все выбрала, а теперь и за порог. Иди к Вере, Вера добрая, Вера пустит. Пущу, пущу, маменька. Да ведь обидно. Продала дом и хоть бы копеечку сунула. На, мол, доченька, у тебя трое ребят-то. Нет, не подумала о нас, не подумала». Сижу плачу. Что сказать?..
