В современной российской школе учится немало разных национальностей. Порой возникает проблема отношения к детям, «не похожим на других». Как замечают исследователи, меньше всего реагируют на иноэтничных ребят как на чужих сами дети. А относятся плохо, не скрывая неприязни, русские родители. И тут очень важно, какую позицию занимает учитель. Младшеклассники, например, буквально копируют оценки педагога и его реакции на других детей. С подростками сложнее: их стремление к отдельности и противопоставленности собственной личности другим очень легко может стать почвой для национальной вражды.
Профессор социологии, кандидат биологических наук Даниил Александров исследовал детей мигрантов, обучающихся в трёх обычных школах Петербурга. Трудные, но благодарные
Социальная и этническая сегрегация (т.е. принудительное отделение) – штука неприятная, но реально существующая. Есть школы, куда закрыт доступ бедным, или слабым, или нерусским, или, наоборот, русским. А есть школы, которые, чтобы выжить, собирают всех. В Петербурге, например, не редкость школы, где в младших классах 80% иноэтничных детей. Они плохо говорят по-русски, не знакомы с культурой страны, у них трудности в обучении, но их родители хотят, чтобы дети получали образование в России.
Исследователи, выбравшие самые «мигрантские» школы города, предполагали, что учителя будут жаловаться на них. Но нет: «Там, где живая школа, активные учителя – а это сразу чувствуется по атмосфере в школе, – дела идут неплохо. Учителя каким-то образом овладели коррекционными методиками и не воспринимают ситуацию как бедствие, а дети охотно занимаются дополнительно. При том что эти дети всегда аккуратны, ухожены, главное – они очень уважительны к старшим, в отличие, например, от русских детей из семей тяжёлых алкоголиков», – рассказывает Даниил Александров.
Нашим школам привычно работать со сложными детьми, другое дело – социум очень туго настраивается на интеграцию. Идентичность не обязательно национальная
Изучали симпатии и антипатии детей. Оказалось, что этнические русские нейтральны в выборе детей, с которыми они хотят иметь дело, а иноэтничные дети избирательны. Но избирательность эта не этническая, а миграционная: дружат вместе армяне, азербайджанцы, дагестанцы: «Все мы с Кавказа, у нас похожие обычаи». Или дети из Средней Азии: узбеки, таджики, туркмены. Или: «Все мы мусульмане». Если их мало и они разные – всё равно создаётся иммигрантская коалиция.
Дети пытаются конструировать идентичность. В ходе исследования случилась и такая коллизия: девочка-азербайджанка пишет в опроснике, что она русская. Учительница её поправляет: «Какая же ты русская, пиши правильно». А она: «Русская, конечно, потому что скоро получу российский паспорт и стану гражданкой Российской Федерации». Очевидно, у девочки гражданская концепция национальности. Как язык работает на интеграцию
Интересно, что иноэтничные родители не хотят, чтобы дети ходили в национальные школы, предпочитают смешанные. Им жить в этой стране, пусть осваивают её культуру и обычаи. Всеми силами они поощряют освоение детьми русского языка, хотя сами зачастую говорят на нём очень плохо.
Тем не менее данные показывают: в половине иноэтничных семей дома стараются говорить по-русски, заставляют детей читать русские книги. Держатся русского языка не только потому, что успеваемость детей зависит от знания его.
Школа, как показало исследование, считается очень важным местом. Всё, что она требует – поведение, одежда, питание, – признаётся важным и легитимным. Для многих неработающих мам школа – окно в мир другой культуры. Они охотно ходят в школу, вникают в её заботы, помогают учителям, даже устраиваются на подработку гардеробщицами или техслужащими. Срабатывает антропологический закон: образование и работа матери для развития ребёнка важнее, чем образование и работа отца.
Интересно, что в опросе «за и против школы» именно дети мигрантов отметили уважение к школе. Они же в большинстве своём – за интерес к образованию, который не ограничивается школьными нормами. Ставим мифы под сомнение
Пропуски школы при переезде – одна из тем опросов данного исследования. Психологи уверены, что любая нестабильность плохо сказывается на учёбе и самочувствии детей. Будто бы само лишение прежнего окружения тяжело сказывается на ребёнке. Отсюда проблемы адаптации к новым условиям, «синдром новичка» и так далее.
Однако исследование этого не подтверждает. Переезды каждый год или несколько раз в год никаких катастрофических последствий не несут, успеваемость не снижается. Таджикский мальчик до 10 лет учился в школе, потом два года работал у родни в автосервисе, где завуч школы его и повстречала, позвала в школу. Мальчик учится хорошо.
Пропуски вообще не так страшны, как отсутствие мотивации. Русские дети тоже пропускают много уроков, особенно дети из семей с низким экономическим статусом, но среди них очень мало желающих продолжать образование. Среди мигрантов – все желают.
По опросам, они хотели бы стать врачами, юристами, военными, работать в МЧС. Бизнес также входит в сферу будущего. В сравнении с этническими русскими из этих же школ они очень амбициозны. Две или ни одной?
Таким образом, опекаемые двумя культурами сразу, иноэтничные дети чувствуют себя довольно бодро. Они втягиваются в нормы жизни нашего общества и не забывают свои. Исследователи обнаружили в их среде многообразие, гибкость и приспособляемость, а не сопротивление или стремление к замкнутости. Гораздо тревожнее на этом фоне выглядят наши дети из социально неблагополучных семей. Вот по отношению к ним даже у самых толерантных педагогов руки опускаются. Кто подумает об их жизненных шансах?
По крайней мере, исследование показало, что этнические проблемы не столь существенны для образования детей, сколь социальная сегрегация. Не этничность бьёт по трудным детям, а ужасающее экономическое неравенство.
