НОМЕР ТЕКСТА ДЛЯ СМС-ГОЛОСОВАНИЯ: 13097 ГОЛОСОВАТЬ!
(документальная повесть)
Глава 1
Неожиданная встреча
Я наспех оделся, схватил свой видавший виды портфель, который был, как обычно, туго набит всякой всячиной и выбежал на улицу. У меня сегодня ночное дежурство в больнице. Я врач-интерн. Интерн – это значит, что я уже и не студент, но еще и не врач. А скорее даже наоборот – это и то, и другое. То есть позади уже 6 лет обучения в медицинском институте, и диплом врача уже есть, а вот опыта работы еще нет. Но это я вам по секрету говорю. А для моих пациентов я самый обычный доктор и когда я надеваю белую шапочку, халат, очки и цепляю на шею фонендоскоп, то выгляжу уже весьма представительно. И вот я, представительный дядя с пухлым портфелем, бегу по улице на работу, хотя время еще позволяет пройтись быстрым шагом. Но ничего не могу с собой поделать - эта скверная привычка перемещаться по улице исключительно бегом осталась у меня еще со студенческой поры. И, наверное, оттого, что бегаю я по улицам уже много лет, то выгляжу я за этим занятием вполне естественно. Во всяком случае, прохожие не очень-то обращают на меня внимание. До работы мне совсем немного - всего четыре остановки. И вот, когда я уже совсем близок к своей цели, возникло неожиданное препятствие. Возле Дворца молодежи вижу большое скопление людей. И улица Московская в этом месте совершенно перекрыта. Стоит огромная толпа людей и смотрит куда-то вперед. Я интересуюсь: «Что там такое случилось»? Мне объясняют, что приехал, Горбачев М.С., президент наш горячо любимый, сейчас закончилось его выступление во Дворце молодежи, и он скоро должен выйти. Ну и народ собрался поглазеть на это важное событие. Я начинаю беспокоиться – это ведь может затянуться надолго, а у меня запаса времени-то особо и нет, а опаздывать очень не хочется.… И я стал активно пробиваться вперед. Каждый сантиметр дается с большим трудом – уж очень плотно люди стоят. А еще мой порфелище сильно мешает. В очередной раз даю себе и своему портфелю твердое обещание не набивать его так под завязку, всякими, иногда не совсем нужными вещами. И только успел я мысленно договорится с портфелем, что больше не буду я его так мучить, как хрясть – отрывается у него ручка. Мда… Беда не приходит одна. Ну что ж, обрывание ручки для моих портфелей дело самое обычное. И они, и я, в общем-то, к этому давно привыкшие. Беру раненого под мышку и продолжаю пробиваться вперед, жалобно, но одновременно и настойчиво прося впередистоящих немного подвинуться, так как мне очень надо на дежурство в больницу. Меня, не очень охотно, но все-таки пропускают. И так потихоньку я продвигаюсь вперед. Углубившись метров на пятнадцать в толпу, я начинаю понимать, что все-таки надо было обойти это место в обход. Крюк, конечно, очень большой, но, пожалуй, так бы было быстрее. И еще в голову пришла мысль, что моё энергичное продвижение вперед с высоты крыши, где непременно должны находиться представители службы охраны президента, может выглядеть довольно подозрительным, и я вполне даже могу походить на террориста-одиночку, с прижатым к груди странным свертком. Но отступать уже некуда, да и народ не поймет: только что просился пустить туда, и вдруг столь же горячо буду их просить пустить обратно. Нет, это точно не по мне. Идти вперед - так уж до конца! И конец уже виден. Вернее это даже и не конец вовсе, а начало - начало цепочки охраны. Ну, всё, пришли… Дальше-то уж точно не пустят. Я с горечью смотрю на часы, потом на небо и… О чудо! Выходит сам Горбачев и сопровождающие его ответственные лица. Но, к моему немалому огорчению, Михаил Сергеевич, не сразу отправляется к машине. Президент решил пообщаться с народом. И вот не спеша идет он, общается и потихоньку приближается ко мне. А я уже, конечно, в первом ряду стою, повис между двух могучих охранников, периодически озабоченно поглядываю то на свои часы, то на Горбачева и замечаю, что один из охранников, так же озабоченно начинает поглядывать на меня. И его ухо, то которое ближайшее ко мне, как будто даже немного оттопырилось и даже подергивается от волнения, тщательно прислушиваясь: « Не доносится ли из моего портфеля каких-нибудь подозрительных звуков». И… Ужас… Доносятся…Что это? Я вспоминаю про будильник – этот обязательный атрибут моего ночного дежурства.… Вот зачем я его беру каждый раз – ведь все равно поспать практически никогда не удается.… Да… Влип… Я напрягаю страшным усилием воли соответствующие мышцы на лице и пытаюсь изобразить, что-то похожее на улыбку… Охранник, довольно молодой парень, явно озадачен, тем, что он видит на моем лице и слышит из моего портфеля. Ситуация критическая.… И неизвестно, чем бы закончилось наше это рассматривание друг друга.… Но тут мне пришла помощь, оттуда, откуда я ее вовсе и не ждал… Я почувствовал, вдруг что кто-то пристально смотрит на меня и не просто смотрит, а даже протягивает руку для приветствия. «Матерь Божья! Это же сам, Михаил Сергеевич, собственной персоной!» Стоит он прямо напротив меня, широко улыбается и тянет руку для рукопожатия. Так… А я как раз правой своей рукой портфель мой злосчастный к груди прижимаю… Спокойствие, только спокойствие… Главное сейчас не делать резких движений… Я очень медленно перекладываю свой портфель в левую руку, при этом на всякий случай осматриваю свою грудь – не появился ли там красный зайчик от прицела. Нет – чисто, затем краешком глаза смотрю на охранника, застывшего в волнительной и напряженной позе, затем очень быстро бросаю взгляд на ближайшую к нам крышу, где может находиться предполагаемый снайпер. Затем уже перевожу взгляд на Михаила Сергеевича и очень не спешно протягиваю ему руку для рукопожатия. Михаил Сергеевич все еще здесь, напротив меня, все еще улыбается, только улыбка его немного скисла. Он тоже машинально поглядел на ту же крышу, которая так заинтересовала меня, затем снова сосредоточил свое внимание на моей скромной персоне и задал какой-то вопрос. Вот хоть убейте меня, но не помню сейчас уже, о чем он меня тогда спросил и что я ему ответил.… Помню только, что разговор наш был не долгий и после этого разговора он уже ни к кому больше не подходил, а пошел прямиком к машине, сел и уехал. Охранник как-то сразу потерял ко мне интерес, толпа быстро поредела.… И я, наконец-то смог продолжить свой путь на работу.
Глава 2
Дежурство начинается…
В тот день я, конечно, опоздал. Немного опоздал, всего на 8 минут, но доктор, которого я менял, врач приемного покоя, Александр Иванович, недовольно поморщился: - Удивляюсь я тебе Алексей! Всегда приходишь обычно минута в минуту. Часы можно по тебе сверять. Нет, чтобы пораньше когда придти, чтобы порадовать своего измученного коллегу! Сегодня вот вообще опоздал. А у меня еда кончилась, домой пора – очень кушать хочется. А я вот твою пациентку уже оформлять начал. Видел там женщину перед кабинетом сидит – твоя она, только что поступила. -Ладно, Саша, извини, в следующий раз обязательно приду пораньше. Будем считать, что за мной должок. Давай мне папку с тяжелыми больными и беги, а с вновь поступившей пациенткой я сам все вопросы решу. Не успел я своего коллегу проводить, телефон уже звенит- заливается. Беру трубу. Зиночка, мед. сестра из пульмонологии взволнованно кричит в трубку: -Алексей Михайлович, вы сегодня дежурите? Бегите скорее к нам у нас тут такое! Драка! Егоркин… - Все понял Зина. Сейчас буду! Ну, вот и началось мое дежурство… Пульмонология на 4 этаже, пока бегу, размышляю: «Что же такое там могла произойти». Егоркин, это мой пациент - из палаты, которую я веду. Ничего не понимаю! Да и какой же из него боец? У него же рак легких, 4 стадия. Метастазы по всем легким, из трахеи трахеостома торчит (это трубка такая, через которую он дышит). Он же и ходит-то едва и худой очень – одна кожа и кости. И он такой спокойный всегда… Боль терпит просто мужественно. У меня к нему уважение большое за это. Никогда не стонет он, не жалуется на жизнь, хотя видно, конечно, что человеку невыносимо больно бывает, кругом ведь метастазы. И глаза у него очень добрые и грустные. Что же случилось то там такое?! Добежал я до места происшествия, распахнул дверь с лестничной площадки в холл и вижу следующую картину. На полу барахтаются два тела, идет ожесточенная борьба. На верху, к моему удивлению, Егоркин, под ним парень лет так примерно 25, изрядно выпивший, громко ругающийся матом. Рядом стоит и волнуется кучка зрителей – несколько пациенток и постовая сестра Зина. Я подхожу к борцам и прошу Егоркина встать и идти к себе в палату. Как только Егоркин поднимается, парень сразу же вскакивает и бросается с кулаками уже на меня, так как я заслоняю своим могучим телом Егоркина. Движения мои в таких случаях всегда автоматические, не думаю особо, что делать. Сказываются долгие годы занятия борьбой и рукопашным боем. Я очень быстро заламываю парню руку за спину. Парень довольно сильно пьян и боец из него никудышный. Затем я прошу публику разойтись, а сам вывожу нарушителя спокойствия на лестничную площадку. Паренек тут делает попытку вырваться, но я жестко пресекаю эту попытку. Он покорно спускается со мной по лестнице и, выстрелив очередной порцией мата, начинает мне угрожать, что он сюда еще вернется и очень скоро, но не один, а с друзьями. На что я ему совершенно спокойно отвечаю, что сюда он этой ночью уже не вернется, так как мы сейчас спустимся в приемный покой, я вызову наряд милиции, и он однозначно попадёт в ближайшее отделение милиции и, по крайней мере, этой ночью нам увидеться с ним уже ни как не получится. Еще два лестничных пролета мы идем молча, затем парень просит остановиться и рассказывает свою историю о несчастной любви. Его зовут Дима, и пришел он в больницу к своей девушке, Татьяне, с которой они драматически расстались. Он застал ее дома с другим. И что он пьет с горя уже несколько дней, а сегодня вот не выдержал и решил прийти и выяснить до конца отношения. Я посмотрел Дмитрию в глаза и сразу понял, что парень не врет. «Ну что же, Дима… Мне и самому некогда сейчас с тобой возиться. Давай так, я отведу тебя сейчас на улицу и отпущу. А ты мне дашь слово, что пойдешь прямиком домой, ляжешь спать, и больше в пьяном виде сюда никогда не придешь. Договорились?» Дмитрий радостно кивает головой, и начинает благодарить меня и, вообще, выясняется, что «он всегда с большим уважением относился к людям в «белых халатах». Вот так мирно мы с ним расстались… А я побежал в приемный покой – там уже заждалась меня пациентка.
Глава 3
Кардиология
После того, как я осмотрел пациентку в приемном покое, оформил все необходимые документы, я отправился на обход тяжело больных, которых оставили под наблюдением у дежурного врача. А во всём большом больничном корпусе – я один дежурный врач, на все отделения. Нет, есть, конечно, еще один доктор, который в реанимационном отделении дежурит. Но он сам по себе. И если что-то в больнице вдруг случиться звонят все равно только мне. Начал я, как обычно, с кардиологии. Постовая мед. сестра Лена, очень обрадовалась моему появлению: -Алексей Михайлович, как хорошо, что вы сегодня дежурите! Я Петровой опять в вену не могу попасть. Смотрю я на ногти сестрички, а они длиннющие, покрыты очень ярким лаком с блесками: -Да, Елена, с такими то ногтями и я, пожалуй, не смог бы попасть в вену. Идем мы в палату к Петровой. Знаю я эту пациентку, не раз приходилось мед.сестёр выручать. Петрова Наталья Ивановна, дама тучного телосложения, давно страдает тяжелой формой сахарного диабета. Поверхностные вены, практически не видны – много подкожно-жировой клетчатки. Но самое главное другое – стенки сосудов у пациентки очень непрочные – одно неосторожное движение иглой, даже легкое и сосуд начинает кровоточить. Я внимательно осмотрел ноги Натальи Ивановны – ни одного живого места, сплошные кровоподтеки. А вот на тыльной стороне стопы удалось найти вполне подходящую венку. В который раз показываю Лене, что у подобных пациентов при внутривенной инъекции, нельзя заходить иглой сбоку. Если сосуд, легко перемещается под кожей, как в данном случае, то войти в такой сосуд, не вызвав кровотечения практически невозможно: -Вот смотри, Лена. Фиксируешь вену пальцами левой руки в двух точках - выше и ниже места захода иглы и заходишь иглой сверху. Видишь, вена стоит на месте, ей просто деваться некуда. Теперь, самое главное прочувствовать момент прохождения иглой верхней стенки вены, чтобы вовремя остановить поступательные движения иглы и не проткнуть сосуд насквозь. Вот, все – мы в вене, видишь - кровь в шприц поступила. Сейчас самое главное очень плавно надавить на поршень шприца, очень осторожно, чтобы сам шприц ни на один миллиметр не сместился. Ну, вот и все, видишь, сосудик целым остался, завтра в это же место можно будет снова укол сделать. Елена внимательно смотрит на мои манипуляции и кивает головой. Небольшой урок сестринского дела закончен, и мы выходим в коридор. Тут я замечаю, что из соседней палаты идет сильный и неприятный запах. Я с недоумением смотрю на Лену: -Елена, что это за запах такой? - Ой, Алексей Михайлович, это вчера одну бабульку привезли в 204 палату. Родственники попросили ее пока у нас подержать в больнице, устали они от нее. Она после инсульта, не ходячая и … Алексей Михайлович, она под себя ходит, а у нас сами знаете, как с санитарками. Наша-то Валентина Петровна, на больничный ушла, а замену что-то пока ни как не найдут. Мы с Еленой заходим в палату. Я подхожу к кровати. Пациентка, седая пожилая женщина, с большими и очень выразительными глазами. И глаза эти до краев полны невообразимым страданием, болью и обреченностью. Я попросил Лену принести все необходимая для гигиены и для обработки пролежней, а так же историю болезни. Лена, обиженно надула губы: -Алексей Михайлович, да нет в истории почти ничего, никаких назначений. -Будут Елена назначения, обязательно будут. Когда я обмывал и обрабатывал пациентку, Елена вышла из палаты: сильный запах и зрелище, конечно, не из приятных. Но кто-то же должен это делать! Когда я все закончил, помыл руки, заполнил лист назначений в истории болезни и подошел к бедной женщине, взял ее за руку: -Людмила Павловна, я обязательно завтра подойду к вашему лечащему врачу и к заведующему отделением, добьюсь, чтобы за Вами организовали уход. И укол обезболивающий сейчас Вам Лена сделает… так, что все у нас будет с Вами хорошо. Глаза моей подопечной наполнились слезами, а затем слезы потекли по впалым морщинистым щекам. Людмила Павловна сделала попытку что-то сказать, бледные губы задрожали, но сказать ничего не получилось.… Да и не нужны были слова - она все сказала мне глазами. Именно такие минуты – самые счастливые и светлые в жизни, когда делаешь что-то доброе человеку, не из корысти, не из расчета получить что-то взамен, а потому что так душа просит.
Глава 4.
На четвертом этаже
В палату вихрем влетела Лена: -Алексей Михайлович, Вас срочно в пульмонологию вызывают – там потоп! Я мчусь на 4 этаж, по пути размышляю: «Да, что такое сегодня с пульмоотделением творится – то одно ЧП, то другое…» В коридоре меня уже встречает Зина: -Алексей Михайлович, здесь вот в процедурном кабинете.… Да что у меня за дежурство сегодня такое дурацкое! - Да, Зина, рассердила ты видимо кого-то сегодня! Ладно, не переживай, значит, следующее дежурство будет спокойным. - Алексей Михайлович, ведь не бывает здесь спокойных дежурств, Вы же знаете! И ведь правда, права Зина. Больница старая, все кругом выходит из строя – то сантехника, то электрика. Палаты переполнены, а персонала во всех отделениях не хватает… Потоп, слава Богу, оказался не очень масштабным. Просто в процедурном кабинете засорилась раковина. А Зина оставила воду включенной и ушла. Ну и набежала приличная лужа. Вот и всех дел-то. Открутил я сифон, а там штук 10 иголок от шприцов, да еще полно всякой всячины. Показал я это все Зине, затем поставил сифон на место: -Ну что Зина, принимай работу! - Ой, Алексей Михайлович, спасибо Вам огромное! Что бы я без раковины-то делала? - Да ладно, Зин, тут работы то на 5 минут. Ты вот мне в качестве благодарности сделай доброе дело принеси папку с историями болезни из ординаторской, а я пока в 410 палату пойду. Я уверенно иду в 410 палату, потому, что знаю, что пациент, который в ней лежит, Самойленко Петр Геннадьевич, обязательно оставлен под наблюдение дежурного врача. Это особый пациент. И заболевание у него особенное. Человек просто гниет заживо и все. Помню, как первый раз мы с ним познакомились. Тоже дело на дежурстве было. Зашел я тогда к нему в палату. Первое что бросилось в глаза, а вернее в нос – это очень сильный специфический запах. Из-за этого сильного запаха и лежит он, бедняга, в палате один. Ни кого к нему не подселяют. Мужчина еще молодой – сорока лет ему нет. Я не успел двух слов сказать, а он обрушился на меня с таким гневом, что я понял, накопилось у человека, накипело. Я его терпеливо выслушал. А затем, когда его гнев угас, мы с ним подробно поговорили обо всем. Да… заболевание у него действительно какое-то уникальное, необъяснимое. И каких только диагнозов ему не ставили, и кто его только не смотрел, и чем его только не лечили… Началось все у него примерно пол года назад. Заболел резко – высокая температура, кашель с обильной гнойной мокротой, затруднение дыхания. И с тех пор из стационара практически не выходит. Периодически, когда температура падает, и клинические явления немного затухают, его выписывают. Но буквально через пару недель, он снова попадает в больницу, но от лечения нет совершенно никакого эффекта - его болезнь со временем только прогрессирует. И никто не может понять, в чем дело. Все антибиотики уже перепробовали. Он постоянно получает по 2-3 сильных антибиотика одновременно. На ногах уже нет живого места – весь исколот. Два раза в день ему капельницы с лекарствами льют. А все без толку. Ну и, конечно, человек просто в отчаянии и «зуб большой на медиков имеет», что не могут никак в его беде помочь. Разговаривали мы с ним очень долго. Понял я, что человек совсем веру потерял в излечение свое. Я ему и объяснил тогда, очень подробно, что вера в выздоровление – это самое главное. Если нет ее – никакие самые лучшие врачи, никакие лекарства уже не помогут. Я пообещал пациенту, что посмотрю его историю болезни и обязательно что-нибудь придумаю. Затем я посидел в ординаторской, изучил все назначения, которые были у Самойленко, данные анализов и обследования, посмотрел литературу и подобрал такое сочетание антибиотиков, которого у него еще не было…. Утром я высказал свои соображения лечащему врачу Петра Геннадьевича, Светлане Ивановне. Она с радостью согласилась попробовать новую схему терапии: -Алексей Михайлович, как хорошо, что Вы с ним общий язык нашли, а то иногда даже не хочется в палату к нему заходить. Очень он раздражительный. И заболевание его какое-то странное – совершенно лечению не поддается. Вы ведь видели снимки легких. Ведь там от легких то почти ничего не осталось. Вообще уже не понятно чем он дышит. Не жилец он уже. Мы тут с коллегами постоянно загадываем в чье дежурство это произойдет. Неприятная это штука, когда во время дежурства человек умирает… Вот такой необычный пациент из палаты №410. Я подхожу к его палате и волнуюсь: «Как там новая схема лечения? Есть ли эффект?». Петр Геннадьевич встретил меня теплой улыбкой: «Знаете доктор, а ведь мне лучше – и температура спала, и кашель поменьше стал мучить. И самое главное - я поверил, что смогу поправится».
Глава 5.
Надежда.
Я в отделении гастроэнтерологии, в палате №325. Смотрю лист назначения Морозовой Татьяны Сергеевны. Пациентке 35 лет. Очень интилегентное и симпатичное лицо, грустные глаза. И страшный диагноз: Цирроз… Печеночная недостаточность… Асцит… Состояние очень тяжелое. По всем признакам - это финал. Сколько ей осталось? Совсем немного… Это уже не месяцы.… Это уже недели, может быть, даже дни.… И никакой надежды на выздоровление.… Впрочем, нет, надежда есть - в ее глазах… Надежда и большое, огромное желание жить. -Доктор, ну что там? Как мои последние анализы? Я думаю, мучительно подбираю слова.… Все очень плохо.… И нет ни каких шансов. Совсем нет. -Татьяна Сергеевна, Вы не переживайте, есть небольшое улучшение. Мы будем бороться, обязательно будем. И мы обязательно победим! Ведь нас с Вами двое, а болезнь всего одна, значит мы сильнее, и мы ее одолеем! Морозова грустно улыбается: -Спасибо Вам, Алексей Михайлович! Мне обязательно надо выздороветь. У меня ведь сыночек еще совсем маленький, 4 годика ему. -А вы знаете, вера в победу – это уже половина победы. С верой человек все может. Надо только сильно верить. Я выхожу из палаты и размышляю: «Да, вера – это конечно, хорошо, но ей срочно необходим ряд препаратов. Уже сейчас, немедленно. А у нас их нет…». И я иду в отделение реанимации - больше ведь все равно идти некуда…
Глава 6.
Выбор
Реанимация – это передовая. Здесь проходит линяя фронта, идет настоящая война. Война за человеческую жизнь. Война со смертью. Люди, которые здесь работают, видели смерть очень много раз и уже привыкли к ней. Если к этому, конечно, можно привыкнуть. Тяжелая, трудная у них работа. Сергей, дежурный врач РАО, по возрасту ненамного старше меня, поэтому и общаемся мы с ним на "ты". -Сергей, у меня два пациента очень тяжелых – мужчина в кардиологии и женщина с циррозом, вот я их истории принес. Может, возьмешь кого-нибудь из них – боюсь, до утра могут не дотянуть. Ими надо серьезно позаниматься. -Да, я знаю их обоих. Побывали они уже здесь. У меня - все забито под завязку и все такие же тяжелые, переводить в обычные палаты пока еще никого нельзя. Так, что извини. -Понятно… Знаешь, я и сам бы с ними справился, да нужных препаратов в отделениях нет совсем – все обошел. Вот посмотри, я тут расписал, что им позарез нужно сейчас покапать - просто не дотянут они без этого до утра. Сергей берет листы назначений и изучает мои каракули: -Ну, что же, правильно ты все расписал, даже добавить ничего не могу. Я улыбаюсь: - Да ты и не добавляй ничего, ты мне лучше лекарств дай немного. Мне бы только до утра. - Да ты же ведь, Алексей, знаешь, что у меня у самого с этими препаратами сложно. - Знаю, Серега, знаю.… Но очень нужно. Сергей грустно встает и роется по многочисленным шкафчикам. На столе появляются бутылочки и ампулы. - Вот - это все. Все, что могу тебе дать. - Сергей, но ведь тут только на одного хватит! - Вижу, что на одного, не слепой. - Так ведь один из них может не дожить! - Да, согласен. Может. - Так что же тогда делать? Может кому-то позвонить можно?! - Леха, ну чего ты ерунду городишь?! Кому звонить-то?! У нас такая ситуация – обычное дело. Ты просто еще не привык к этому. Ничего, привыкнешь. Это тебе не лекции в институте. Это реалии нашей медицина. Самой лучшей и самой передовой, между прочим, на нашем земном шарике. Лечи, чем есть и все. И много не думай, а то голова болеть будет. Вот у меня, например, уже болит. И вообще, иди давай, а то мне работать надо. Видишь вон мужичек после инфаркта, похоже, уходить собрался – надо им срочно заняться. - Но ведь одному же из моих пациентов точно не хватит лекарства. Как же быть?! - Да… Одному из них точно не хватит. Выбери кого-то одного – ему и поставь. И я за тебя выбирать не буду! Сам выбирай. Привыкай, давай. Ну, вот и все… И весь разговор, я озадаченный забираю лекарства и ухожу. Размышляю: «Кому из них?» Захожу в ординаторскую, думаю… Раскладываю лекарства на две кучки… Ну что же. Буду пытаться вытянуть обоих! Лекарств не хватает, но я молиться буду, сильно буду молиться… Очень хочу им помочь.
Глава 7. Еще один сюрприз
Ночь прошла, как обычно в беготне по этажам. И вызовы, в общем-то, обычные – гипертонические кризы, приступы астмы, у двух человек были боли в животе. Все как обычно. Всё, за исключением одного случая. В 4 утра – вызов в пульмонологию. Зина очень перепугана: -Алексей Михайлович, скорее! Тут у нас мужчина задыхается сильно! Палата 412. Взлетаю на 4 этаж. Пациент сидит на кушетке возле палаты, сильный цианоз, дыхание очень затруднено. Рядом бегает кругами встревоженная Зина. А ведь я помню этого пациента, он поступил сегодня, еще до моего дежурства. Я посмотрел его вечером во время обхода. Андрей Дмитриевич Полежаев, 42 года, диагноз при поступлении: Бронхиальная астма. На момент осмотра, во время вечернего обхода, жалобы были только на легкую отдышку. -Зина, давай для начала эуфиллина 10 кубов. И быстро! Я пока давление посмотрю. Давление в норме. Эуфиллин должного эффекта не дал. Пробую другие средства, чтобы снять приступ удушья. Зина бегает, выполняет мои назначения, а я осматриваю больного и думаю: «Да на астму что-то не очень похоже. Вернее даже совсем не похоже. Обструкция идет где-то на уровне нижней части трахеи или крупных бронхов. Слушаю фонендоскопом - справа дыхание очень ослаблено, почти не слышно его. Что же это? За пневмонию, гидроторакс тоже нет данных. Скорее всего, какое-то препятствие для прохождения воздуха находится на уровне правого главного бронха». Его история болезни пока еще совсем пустая – нет ни снимков легких, ни анализов, практически ничего нет. Ладно, главное сейчас приступ снять, а утром разберемся. Только бы не пришлось трахеостому вставлять. Я, конечно, видел, как это делается, но самому не приходилось еще. Манипуляция ответственная и довольно кровавая.… И будет ли от нее эффект, если обструкция ниже? Да… 4-й этаж, сегодня, действительно, что-то богат на сюрпризы… Долго мы с Зиной бились с пациентом, наконец, ему стало лучше. Я дождался, когда опасность совсем миновала, предупредил Зину, чтобы взяла Полежаева на особый контроль, и… побежал на новый вызов.
Глава 8. Недоброе утро
Вот, наконец, и утро. Слава Богу, все пациенты живы. Я сдал свой пост и поднялся в ординаторскую. Там уже сидит наш заведующий отделения, Эдуард Петрович, изучает истории вновь поступивших. -Здравствуйте, Эдуард Михайлович! Что это Вы так рано сегодня? -Здравствуй Алексей Михайлович. Рано я, потому что работы много. У нас еще один доктор на больничный ушел. Так что на все отделение мы с тобой вдвоем остались. Придется тебе на себя еще 3 палаты взять. Ну что возьмешь? -Да от чего же не взять-то, если взять их все равно больше некому. Одно только плохо, жена моя, наверное, совсем забудет, как я выгляжу – дома ведь почти совсем не бываю. -Алексей Михайлович, дорогой, привыкай, работа у нас такая. Как дежурство-то прошло? -Да все как обычно, без особых происшествий. У Самойленко, кстати, положительная динамика – зря его хоронили преждевременно. Повоюем мы еще за него. А вот в 412 вчера мужчина поступил – там непонятно. Сильный приступ удушья у него был ночью, но на астму не похоже. Мы с Зиной едва справились. Вы бы, Эдуард Петрович, прямо с утра посмотрели бы его. Хорошо, посмотрю. Давай сделаем так: ты сейчас иди в эту палату, на обход. Тем более что она с сегодняшнего дня твоя. А я чуток попозже подойду, посмотрю на него. Я захожу в 412 палату. В палате 4 человека. Все уже проснулись, кроме Полежаева. Он лежит в самом углу у окна, отвернувшись лицом к стене. -Здравствуйте, с сегодняшнего дня я буду вести вашу палату, так как Светлана Викторовна заболела. Меня зовут Алексей Михайлович. А что ваш новый сосед, не просыпался еще? -Да нет, доктор. Он пол ночи балагурил и вот теперь спит, как убитый. -Да, действительно, крепко спит. Хотел с него осмотр начать, но видимо придется осмотреть его в последнюю очередь. Пускай еще поспит немного – ночь у него тяжелая была. Я начинаю беседовать с первым пациентом и вдруг, слышу, что дыхание Полежаева каким-то шумным стало, на храп похоже, но не обычный какой-то храп.… К тому же и спит-то он на боку и обычно в этом положении храпа не бывает. Я подхожу к нему и трогаю за плечо. Пациент ни как не реагирует. Тогда я переворачиваю его на спину… Полежаев без сознания. И дыхательные движения вдруг прекратились! Фонендоскопом слушаю сердце – остановка сердечной деятельности! Надо действовать быстро! Я стремительно стаскиваю пациента на пол, на твердую поверхность и начинаю делать искусственное дыхание и массаж сердца. Слава Богу, как раз подошел Эдуард Петрович – делаем реанимационные мероприятия вместе. Массаж сердца я уже не в первый раз делаю и знаю, что без перелома ребер здесь не обойдется. Ведь нужен именно массаж сердца, а не его поглаживание. А ребра, как правило, не дают этого сделать. Чувствую, что как минимум 1 ребро уже сломано. Но главное - сердце ни как не запускается! Дальше делаем все, как положено в таких случаях. Введение адреналина длинной иглой непосредственно в само сердце. Прибежал Сергей из РАО вместе с электрошоком. Разряд.… Нет… Сердце не запускается… Ничего не помогает. Это все. Смерть...
Глава 9 Самое трудное
Полежаева увезли в морг. Я закончил обход. Устал. Начала сказываться бессонная ночь. Мы сидим в ординаторской с Эдуардом Петровичем, заполняем истории болезни. В дверь заглядывает Зина: -Эдуард Петрович там.… Там жена Полежаева пришла она еще ничего не знает.… Ищет палату мужа. Что делать? -Что делать? Сюда ее зови… -Алексей Михайлович, сходи к старшей медсестре, попроси у нее, что-нибудь успокаивающее… посильнее, да еще корвалола не забудь… и … в общем, на твое усмотрение, сам понимаешь… Я очень быстро набираю в кабинете у старшей сестры все необходимое. Уже возле ординаторской слышу, как плачет и голосит жена Полежаева: -Андрюша! Андрюшенька! Отведите меня к нему… Он живой, я знаю… Он живой! Убили! Андрюша… Пожалуй, это самые тяжелые моменты в работе врача, самое трудное. Сказать родственникам о смерти близкого человека. И ничего нельзя сделать уже! И слов никаких не найти… Ничего…
Глава 10 Спи спокойно, доктор
Я в морге и сейчас будет вскрытие моего бывшего пациента. Я обязан присутствовать. Я и сам хочу поскорее узнать, что же случилось. Была ли моя вина в этом. Сделал ли я какие-то ошибки в назначениях тогда, ночью. Я волнуюсь. Вот уже вскрыта грудная клетка. Да, как я предполагал, сломано 2 ребра – последствие массажа сердца. В легких много черных пятен – пациент курил. Вот и средостенье. Вот она, причина смерти, прямо перед глазами – большая опухоль средостенья. Прорастание во внутренние органы. Это рак… Просвет правого главного бронха почти полностью перекрыт, деформирован тканью злокачественного новообразования. Отдаленные метастазы в легкие, в печень. Патологоанатом, Антон Яковлевич, посмотрел на меня: -Первая смерть, что ли у тебя? -Да, первая. -Оно и видно – волнуешься ты больно. Не волнуйся, я историю смотрел. Все ты сделал правильно. Ему уже все равно ничем нельзя было помочь. Такое уже не оперируется. Так что спи спокойно, доктор!
P.S. Все эти события, в моем рассказе, были на самом деле, и люди все совершенно реальные, не вымышленные, хотя времени прошло уже довольно много (19 лет). А все имена действующих лиц, кроме своего, я изменил.
