НОМЕР ТЕКСТА ДЛЯ СМС-ГОЛОСОВАНИЯ: 7537 ГОЛОСОВАТЬ!
Осеннее очарование моросящих дождей Часть первая
Ночь снова прошла без сна. Я мечтал. Мечтать – моё испытанное лекарство от уныния. Да, я в почтенном возрасте. Да, одинок. Бессонными ночами мечтаю и согреваюсь воображаемым теплом. И ничуть не стыжусь этого. Как мальчишка, полон надежд. Говорят, в моем возрасте надеяться на любовь – признак регресса. По-простому – старости. Пусть говорят в своё оправдание, что хотят. Я-то знаю, только надежды и мечты позволяют мне держаться молодцом и сокращают мой биологический возраст на пару десятков лет.
Да, я устал. Устал от суеты. Но не от самой жизни. В ней было всё. Ещё остались крохи славы, но уже нет тех, кого я так любил. Теперь я один... Конечно-конечно, со мной мои надежды и мечты, мой дом, десятки тысяч фотографий, тысячи писем, книги, романы литературные – на стеллажах, романы любовные – в воспоминаниях. Воспоминания...
С таким настроением я вышел из спальни. Спустя некоторое время прогуливался по лесу. Шёл узкой тропинкой. Она не была прямой – петляла среди деревьев и скрывалась где-то в глубине леса. Не думаю, чтобы здесь кто-то, кроме меня, так рано гулял. Шагая по тропинке, совершенно забываю о своих болях, горестные мысли рассеиваются сами собой, сердце настраивается на хороший лад, даже несмотря на мелкий дождик. Вот как сегодня.
Принимаю добровольное одиночество – уединение. Оно исцеляет от нервного напряжения, дает силу. Никогда им не тяготился. Безлюдное место располагает к спокойному созерцанию и неторопливым раздумьям. Но что это? Я, кажется, ошибся, назвав лес безлюдным. Там, где тропинка огибала упавшее некогда дерево, стояла женщина. Она неподвижна и напряжена.
Подошел ближе. Туфли её почти утопали в мокрой траве. Прямая тёмная юбка ниже колен, белая куртка с капюшоном, короткие поля чёрной шляпки – такой обыкновенный вид. Ладошкой в шерстяной перчатке прикрывала рот и кончик носа. Она озябла и заметно дрожала. Я посмотрел ей в глаза и неслышно охнул. Невероятно! Глаза той, о ком я предпочел бы не вспоминать. Но - поздно. Приступ меланхолии оказался быстрей пожелания.
Смогу ли вновь пережить видения, в которых моя малышка, едва касаясь головой, склонится ко мне, и я, задыхаясь от неповторимого её запаха, завороженный волной нежности, оцепенею, боясь едва заметным движением, мыслью нечаянной нарушить возникшее парение. Невыносимо больно – до спазм в горле – чувствовать мою крошку и знать, что её уже нет, и всё, что было и будет после неё – фикция. Жизни не будет. Потому что с уходом этой женщины, ушло всё сущее.
Что бы я ни делал после её смерти – всё тщета. Хочу доказать себе и другим, что существую, по-прежнему держу в крепкой упряжке своенравного коня удачи, а ночи убеждают: ты один, один, один. И больше никогда не будешь вдвоём, вместе. И те же ночи утешают: каждый день приближает тебя к тому, что станет настоящим, ощутимым, осязаемым. Приближает к источнику, которым утолишь безмерную жажду духа и любви. После смерти Роми не знал покоя. Она находила меня всюду. Я мучился. Если бы я знал, как тебе было плохо в тот день, моя неистовая Роми, как пёс, положил бы у твоих ног свою жизнь и сказал: «Бери!».
Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга. Дрожать женщина перестала, и я почувствовал, как внутренне она собралась. Отвёл руку от её лица. Она смутилась и прошептала: «Бонжур, месье...». Я пошёл дальше по тропинке. Она молода. Губы её совсем другого рисунка, чем у Роми. И овал лица другой. Ничего общего с Роми!... Тонкая, жидкая прядка, что выбилась из-под шляпки, - так странна... Может быть, роста одного, а в остальном – нет, нет и нет! Ничего подобного! Роми обиделась бы, узнай, в ком я нашел сходство с ней. Только зря разбередил старую рану. Теперь покуда уляжется...
Всё-таки как она здесь оказалась? Погода – совсем не для прогулок. Только сумасброды, вроде меня, решаются на такое. Для собственного успокоения. Конечно, ей что-то здесь нужно! В лесу?... Да мне-то какое дело? Стоит и пусть себе стоит. Может быть, уже ушла. Но когда я оглянулся, женщина стояла на прежнем месте, опустив руки, вглядываясь в мою сторону.
Да что я так переживаю? Мне-то какое дело?... Выйдя из дома, я намеревался побродить, поразмышлять или просто идти и идти, бездумно скользя взлядом по желтеющим кронам деревьев, шагать в ритме моросящего дождя... Лицо, наверное, у неё совсем мокрое...
Я повернул назад. Она смотрела, часто моргая, и я почувствовал себя вправе спросить:
- Что вы здесь делаете? Вы, может быть, заблудились?
Она молчала. Губы её медленно растягивались в улыбке. «Нет, совсем не Роми!».
- Вы молчите.
- Я плохо говорю по-французски. У меня ужасный акцент.
Да, от её произношения я даже поёжился. Уходить она не собиралась. А меня это почему-то волновало.
- У вас здесь свидание?
- Угадали, – она не переставала улыбаться.
- В такую погоду с утра мужчины предпочитают подольше поваляться в постели.
- Например, вы, месье.
- Ну, я – другое дело... А почему вы мне дерзите? Я бы посоветовал вам быть осторожнее при выборе места свидания.
- Это от меня не зависит.
- У вас лицо мокрое.
- Пустяки.
- Вы дрожите.
- Ну и что.
- Самоотверженная женщина!
Она вскинула голову, отвернулась в сторону, но ничего не сказала. Как будто я оскорбил её. Так она ещё и с характером! Ну, что ж.
- Позвольте узнать ваш возраст, мадмуазель. Вы так молоды!
- Пожалуй, последую вашему совету и поостерегусь отвечать на такие вопросы незнакомому мужчине, - она снова улыбнулась, теперь уже кокетливо.
- Я вам незнаком?!
Она продолжала молча смотреть на меня.
- Это уже интересно! Если не секрет, из какого Гондураса вы приехали, дорогая? – я не скрывал сарказма.
Она достала из внутреннего кармана куртки миниатюрный диктофон, нажала кнопку. Послышалась русская речь. По-видимому, голос принадлежал этой молодой женщине. Она выключила диктофон и спрятала его снова в карман.
- Чем вы занимаетесь в Души?
- Ничем... Так вы говорите, я должна вас знать?
- Нет. Совсем не обязательно. Это даже лучше. Да, лучше... Очень хорошо, что вы меня не знаете. Хотя странно.
- Что странно? Месье...
- Делон.
- ...месье Делон. Что странного вы находите?
Я не знал, что ей сказать. Я ей не поверил. Но ведь мне самому когда-то хотелось, чтобы новое знакомство, если такое состоится, пусть даже мимолётное, никогда не основывалось бы на прежних сведениях обо мне. Что же меня беспокоит?... Она возникла так внезапно, прервала ход моих мыслей. Острым ножом приподняла пласт моего подсознания, отчего мне сделалось нестерпимо больно. Я хотел покоя, хотел слушать дождь, хотел унестись в мыслях так далеко... И вот она стоит, эта мадмуазель, так близко – я могу взять её легонько за подбородок, - молчит, смотрит невинно, а на меня накатывается волнение.
Решил вернуться домой. Холодало. Серые облака напрочь зацепились за кроны деревьев. Мелкий дождь постепенно набирал силу.
- Оревуар, мадмуазель.
- Оревуар, месье Делон.
Я медленно брел к дому, разгребая носком ботинка попадавшиеся на пути горки опавших листьев. Они были мягкие, влажные, липли к обуви. Войдя во двор, направился к ступеням, ведущим на веранду, ставил поочередно ноги на одну из них, убирал налипшие листья и беспрестанно из-под руки или через плечо оглядывался назад в сторону леса.
С волос по лицу стекали капли, некоторые из них задерживались в усах, а потом, переполненные, устремлялись к губам. Я шумно выдувал воздух - капли разлетались брызгами от лица.
Начинается дождь.
Ты стоишь
У разбитого дерева.
Дождь усиливается.
Твои пальцы
Тепло берегут.
Утренняя газета лежала на столе рядом с приготовленным завтраком. Но читать мне не хотелось. Прожевав еду и убрав со стола посуду, направился в кабинет. Решил написать письмо.
«Дорогой Жан, - писал я другу, - знаю, ты не будешь сердиться. Ну, если только немножко поворчишь. Ты, конечно, предполагал, что твой совет улетит в никуда. Да, я пренебрёг им. Было время, когда, воя от безысходности, кричал к тебе, просил помощи. Нет, нет, я не собираюсь извиняться за мои настроения, только хочу сказать, что все прошло само собой. Во мне было невероятно пусто. Я уехал сюда, в Души, чтобы забыться. Прийти в равновесие. Сегодня это, кажется, случилось. Сегодня я встретил... Так, ничего незначащая встреча. Всего несколько слов. Никаких определенных чувств, лишь предчувствия. Но теперь я знаю, что делать. Тем не менее, благодарен тебе, Жан, за совет, хотя и не воспользовался им. Я часто вспоминаю тебя, наши долгие ночные разговоры, которые случались так редко. Я еще немного побуду в Души. Пережду непогоду. Кстати, осень в предместье Души оказалась самым благоприятным для отдыха временем.
Твой Ален».
Написал Жану в очередной раз. Письма к нему не вкладываю в конверты и не отправляю по почте. В этом нет необходимости. Они лежат аккуратной стопкой в ящике письменного стола. Ящик запираю, а ключик ношу в кармане брюк.
Вечер прошёл, как обычно. К моему радостному удивлению, настроение было приподнятое. С удовольствием посмотрел телевизионное эстрадное шоу. Крайне редко включаю телевизор. В этот раз меня ничто не раздражало.
Ночь выдалась нескончаемой. И, как не ждал её окончания, рассвет нагрянул неожиданно. Я посмотрел в окно. Небо, как и вчера, пасмурное. Осень диктовала, каким быть дню. Снова моросил дождик, и, возможно, благодаря ему, трава не поддавалась осенним чарам, а играла свежими живыми красками, словно в разгар лета.
Деревья постепенно сдавались. Они неслышно, незаметно снимали свои легкие одежды и складывали их подле себя, отдаваясь воле природы. В этом не чувствовалось сожаления или же печали. Это напоминало торжественные приготовления перед тайным священнодействием.
Я редко изменяю своим укоренившимся привычкам. До завтрака пошёл прогуляться по лесу. В этот раз шагал быстрее, чем обычно. Ну, конечно! Так и думал! Она снова стоит на том же месте.
- Бонжур, месье Делон.
- Бонжур, мадмуазель. Вы всё ждете своего кавалера?
- Я недавно пришла.
- А что же вчерашнее свиданье? Оно состоялось?
- Да.
- Рад. Честно говоря, жаль вас. Вы замёрзли... Думал, что здесь, кроме меня, никто не ходит. По крайней мере, не назначают свиданья. Ну что ж, не буду мешать.
- Не уходите, месье Делон.
Наверное, на моем лице отразилось недоумение, и женщина, слегка покраснев, объяснила:
- Я пришла слишком рано. Вы всё равно гуляете... Составьте мне компанию.
Если бы я курил, достал бы сигареты и угостил бы её. Я давно бросил курить, и мне решительно нечего было ей предложить. Стоял перед ней как изваяние. У меня внутри что-то дрогнуло.
- Меня зовут Ким... Вообще-то, полное имя звучит Кларисса Илларионовна Метлицкая.
- Уфф! – я даже не старался понять, так по-чужому косноязычно показалось мне его звучание.
- Вот видите! Такое нагромождение... Ким – проще. По начальным буквам, - она сделала извиняющий жест.
- Да, конечно, Ким – лучше. Хорошо запоминается.
- Вот видите! – повторила с восторгом повторила и засмеялась, как будто только и ждала моего одобрения.
У неё оказались симпатичные зубки – некрупные, ровные, необыкновенно белые на фоне смуглого лица. И смех очень приятный. Накануне вечером дал себе слово не вспоминать о Роми, но смех Ким больно задел меня. Всё же мне не хотелось уходить.
- Вчера я показалась вам совсем молодой, а мне уже тридцать.
- О-ля-ля! Разве это возраст?! Вы в самом деле молоды!
- А мне кажется, что я уже прожила большую жизнь.
- Так устали?
- Нет. Но всё так знакомо. Я совсем перестала удивляться. Поверьте, месье Делон, но я даже знаю, чем всё это кончится.
- Что – это?
- Например, моё существование.
- И чем же?
- Я умру в очень преклонном возрасте в счастливом одиночестве.
- Что-что?... Бывает ли одиночество счастливым?
Ким не ответила, переминалась с ноги на ногу. Боже, эти туфельки! И как только она в них по такой погоде ходит! Здесь так сыро.
- Не беспокойтесь, я не замерзла, - успокоила меня Ким, проследив за моим взглядом и угадав мои мысли.
