НОМЕР ТЕКСТА ДЛЯ СМС-ГОЛОСОВАНИЯ: 7572 ГОЛОСОВАТЬ!
Выжечь огнём Часть 1
По мотивам романа Tanja Kinkel об Инквизиции и Великом Инквизиторе «Die Puppenspieler».
Краткий литературный пересказ трагической истории матери главного героя. Все имена изменены.
1.
Небольшой домик, в котором жила Сулима с сыном Маркусом, находился у городской крепостной стены вблизи отхожего места, куда жители города выносили мусор и выливали помои. Иного места, где можно было бы остаться после внезапной смерти мужа, женщине не представилось. Горожане до сих пор считали её пришлой, хотя с тех пор, как уважаемый гражданин привёз молодую жену, прошло очень много лет. Других чужаков после смерти супругов изгоняли, а ей снисходительно позволили жить пусть у защитной стены, но всё же в черте города, а не за его пределами. Всякий знал Сулиму - уважаемую повитуху, без неё роды могли закончиться весьма плачевно.
Маркус любил родной дом и всякий раз, возвращаясь из монастыря на выходной, некоторое время бродил бесцельно из комнаты в комнату, касаясь взглядом привычных предметов и вдыхая ароматы трав, развешанных мамой над окнами и под потолком. Его отец Мартин был зажиточным купцом, по возвращении из путешествий привозил диковинные предметы и рулоны необычной материи. Из лучших тканей мать нашила подушки, они лежали на скамьях и на кроватях, а некоторые – на полу. Сулима усаживалась на них, поджав под себя ноги, когда занималась шитьём. В такие минуты она была особенно красива.
Маркус остановил взгляд на шахматной доске, привезённой отцом из Персии. Фигурки из слоновой кости замерли каждая на своём месте и готовы были в любое время ступить на чёрно-белые квадраты. Мальчик не умел играть и не слышал, чтоб кто-либо в городе мог обучить этой сложной игре. Шахматы в его представлении были накрепко связаны с отцом также, как ароматы и запахи дома – с матерью. Маркус прилёг на подушки, прикрыл глаза и мгновенно уснул.
2.
Брат во Христе Леонард топтался нерешительно у двери, хотел постучать, но воздержался. Наконец, толкнул дверь и переступил через порог. Сулима вскрикнула, повернулась к нежданному гостю спиной, прикрыв руками грудь. Леонард мысленно поблагодарил Бога, что не застал женщину раздетой. Босая, в простом платье, с густыми, волнистыми волосами, красиво спадающими ниже плеч, Сулима выглядела слишком откровенно, и брат бесстыдно уставился на неё, позабыв причину своего прихода.
Женщина повернулась медленно и без укора мягко сказала:
- Надо было постучаться. Подождите, я сейчас.
Сулима отошла в сторону, привычными движениями расправила волосы, затем скрутила их в тугой жгут, уложила на голове и укрепила заколкой. Быстро надела чепец и повернулась к слуге Божьему.
- Что-нибудь нужно, брат Леонард?
- Моё имя знакомо вам?
- Сын рассказывал о вас.
- Да... Госпожа Хольц, я хотел поговорить о Маркусе.
- Он что-нибудь натворил?
- Да. То есть нет... Вы приняли христианскую веру... Вы ведь крещены, не так ли?
Сулима кивнула.
- Я заметил, что вашего сына одолевают сомнения. И с тех пор задаю себе вопрос, воспитывается ли он в истинном христианском духе?
- Конечно, - облегчённо вздохнув, ответила Сулима и опустила глаза.
Леонарду показалось, что опущенные веки скрывают насмешливый взгляд. Этого он не мог потерпеть и начал строго расспрашивать хозяйку. Вопросы касались основ новообращения, катехезиса, десяти заповедей и регулярности посещений мессы. Брата удовлетворили ответы. Он подумал, что эта пришлая знает о вере больше и лучше любой другой истинной христианки. Но странное чувство не покидало его. В правильных ответах он слышал насмешку. Брат Леонард не любил, когда над ним посмеиваются. Ему вдруг стало душно, лоб покрылся крупными каплями пота, перед глазами всё поплыло, он стал медленно оседать на пол.
- Э, да вам никак плохо? – встрепенулась Сулима, подбежала к столу, налила из кувшина травяной настой. Вернулась к ослабевшему, стала поить его и тихо нашёптывать успокоительные слова. Леонард открыл глаза, но не слушал, что говорила женщина, а наблюдал за движениями её губ. Снова стало жарко, но уже по другой причине. Мучаясь соблазном, дал себе обещание строго поститься, начиная с завтрашнего дня. Хорошо, что в монастыре все заняты подготовкой к предстоящей встрече высокого сана, и мало кто будет обращать внимание на его состояние. Леонард должен явиться с докладом к настоятелю монастыря, а тот своим зорким глазом улавливает едва заметные изменения. Но сегодня настоятель нервничал, отдавая распоряжения. Брат Генрикус Инститорис – высший чин Святого Доминиканского Ордена и правая рука Папы, - Великий Инквизитор пребывает для проповеди нового учения.
- Благодарю вас, госпожа Хольц, - промолвил слабым голосом Леонард. Поднялся с пола чуть качаясь. – Я должен идти. Воспитывайте сына в строгом христианстве. И... и спасибо за помощь.
Он вышел из дома так неожиданно, Сулима только успела удивлённо взглянуть ему во след и тут же перестала думать о случившемся.
3.
На следующий день все горожане устремились к единственной церкви внять слову Господнему, а более всего послушать Новое Учение Инквизитора. Церковь быстро заполнилась людьми, а тем, кому не хватило места, велено было выстроиться в полукружье на церковном дворе лицом к высоким дубовым дверям, распахнутым настежь. Украшенные старинной резьбой двустворчатые двери впустили озеро света в полутёмное нутро церкви. Сулима и Маркус пришли одними из первых и стояли близко к трибуне, с которой поставленным зычным голосом проповедовал уполномоченный Папы Григория.
Сулима слушала внимательно, и, если вначале лицо её выражало сосредоточение, то сейчас оно будто окаменело. Проповедник, наоборот, оживился ещё более, и почти кричал:
- Имя ей – смерть! Но женщина – страшнее смерти! Горше смерти! Смерть умерщвляет только лишь плоть, а грехи, порождаемые женщиной, убивают душу, воруя милосердие. Запомните: естественная смерть действует на виду, разлагая тело, а женщина – тайно, льстя и воркуя сладким голоском. Сердце её - сети, в которые попадают благочестивые, а руки её – верёвки, которые накрепко связывают их. Она поступает так из-за плотского ненасытного вожделения, подставляя трижды ненасытный вход в матку!
Маркус задыхался в толпе, пахнущей потом и гнилыми зубами. К этому запаху добавлялся дым сладковато-терпкого курения ладана, они смешивались, образуя вонь, подобную той, что исходит от смердящего трупа. Проповедник воздел руки к остроконечному потолку и, экстатически прославляя имя Сына Божьего, закончил свою обличительную речь. «Аминь» - негромким хором пробурчала в ответ паства. Макрус взял за руку мать и стал проталкиваться к выходу. Рука матери дрожала. Он оглянулся и заметил, что она дрожит вся. Злится? или жуткого страху нагнал на неё седобородый церковник? Ах, стоит ли сумашедшие речи пса Господня воспринимать так серьёзно? На улице весна, светит солнце, проповедник скоро забудется.
Брат Леонард видел, как мать и сын выбрались на церковный двор. Маркус облегчённо вздохнул и улыбнулся, а Сулима выглядела взволнованной и не поднимала глаз. Монах направился к ним.
- Госпожа Хольц, - шёпотом обратился Леонард, - вы должны мне помочь. Мне... мне нужен отвар, которым вчера поили меня.
- Скорее стакан холодной воды, - отчеканила Сулима и отвернулась.
Мать с сыном ушли, а Леонард подумал, уж если пост не помог ему, то придётся прибегнуть к более сильному средству – сечению розгами.
4.
Монах сделался больным. После утренней молитвы искал поручений в городе и торопливыми шагами устремлялся к дому вдовы. Прятался за углом, ожидая, когда выйдет Сулима, а затем следовал за ней, крепко прижимая к груди небольшой молитвенник. Смотрел на её фигуру и пытался угадать прелестные извивы, сокрытые платьем. Бёдра вдовы размеренно колыхались, монах потел - идти становилось всё труднее, а праведные мысли под жгучим солнцем испарялись без следа. В тайных преследованиях прошел целый день. Леонарду приходилось чаще укрываться и ждать, чем ходить за женщиной, он устал и потерял бдительность. Подходя к своему дому, Сулима вдруг развернулась и сделала шаг навстречу Леонарду. От неожиданности монах вздрогнул и, продолжая идти по инерции, чуть не столкнулся с нею.
- Зачем вы меня преследуете?
Растерянный монах не нашёл, что ответить. Пауза становилась невыносимой. Опустив глаза, едва слышно сказал:
- Вы должны мне помочь, госпожа... Сулима, - впервые назвав её имя вслух, Леонард испугался, отступил на полшага и замолчал.
- Как я могу вам помочь, если не знаю причину вашего расстройства? Возвращайтесь-ка, святой отец, в монастырь и примите ванну с холодной водой. Она вмиг остудит ваш пыл, - Сулима развернулась, поднялась по ступеням и толкнула входную дверь.
Такой резкий отпор распалил монаха ещё больше. Он последовал за нею в дом. Едва закрылась дверь, Леонард изловчился, схватил Сулиму сзади обеими руками, с силой прижал к себе и, тычась лицом в чепец, зашептал на ухо «Я люблю вас!». Женщина не сопротивлялась внешне. Тело будто налилось свинцом. Не поворачивая головы, холодно отчеканила:
- Вы не любите меня, святой отец. Вожделение говорит в вас. Отправляйтесь в келью и подумайте над обетом, данным Господу.
Брат Леонард не слушал, что она говорит. Замешательство женщины принял за согласие и попытался разорвать на ней платье. Сулима оттолкнула монаха локтём, но тот крепко удерживал вожделенную добычу. Гнилостное дыхание из его рта достигло тонких ноздрей Сулимы, вызвало рвотный рефлекс и стремление во что бы то ни стало вырваться из цепких рук отвратительного монаха. Она изловчилась и с силой ударила каблуком по колену напавшего. Тот громко вскрикнул, согнулся, будто переломился, и обхватил руками ушибленное колено.
- Появитесь здесь снова, - сквозь зубы процедила Сулима, - и настоятель монастыря уже никогда не сможет вас лицезреть.
- Ещё пожалеете об этом! – закричал монах и хромая покинул дом вдовы.
5.
Ранним субботним утром посыльный вручил Сулиме приглашение на собеседование к городскому судье. Женщина не чувствовала за собой и толики вины, но пренебречь вызовом не посмела. Слуга всё ещё стоял на пороге. Неприятный тип, часто выходил на люди в компании монаха Леонарда. И сейчас глазки его не находили покоя, воровски смотрели по сторонам. Посыльный попросил пить. Хозяйка, погружённая в собственные мысли, подала ему кружку с травяным настоем. Выпив напиток, слуга развязным жестом схватил Сулиму за талию и приблизил к её лицу свои влажные губы.
- Ах, негодяй! – она оттолкнула его с силой и в сердцах добавила, - Коснёшься ещё раз, навсегда забудешь о любовных утехах.
- Приветствую вас, госпожа Хольц! - браво воскликнул судья, как только Сулима вошла в зал. Нотариус, сидящий рядом, в знак приветствия кивнул вошедшей головой.
- Присаживайтесь, дочь моя, - это Генрикус выдал своё присутствие, неслышно подойдя к женщине сзади.
Сулима вздрогнула.
- Могу я узнать причину , по которой велено было явиться сюда?
- Ах! Пустяки! Мы хотели задать всего лишь несколько вопросов. Но прежде поклянитесь на четырёх Евангелиях говорить правду и только правду.
Инквизитор протянул увесистый фолиант. Вдова положила руку на книгу и трижды произнесла клятвенное заверение. После нескольких формальных вопросов о происхождении рода, родителях и месте рождения, Генрикус – сама доброжелательность – снова обратился к Сулиме:
- Есть ли кто-либо из ваших родственников, кто был предан огню?
- Отец моего отца умер во время чумы, - ответила вдова, удивляясь. - Естественно, он был сожжён.
- Я говорю не об уничтожении заражённых трупов.
Инквизитор брезгливо поморщился и продолжил:
- Верите ли вы в существование ведьм?
- О святой отец! Я – простая женщина, не обладающая ясным умом достойного мужа, не могу ответить на этот трудный вопрос.
- Предположим, что ведьм не существует, - задумчиво произнёс Генрикус, - значит, те, кто до сих пор был предан огню, невиновны?
И уже через секунду доминиканец решил действовать напрямик:
- Знаете ли вы, что вас ненавидят, что у вас плохая репутация, что вас, в конце-концов, боятся?
- Неправда!
- Почему же тогда были поданы две жалобы, обличающие вас в колдовстве?
Сулима была поражена известием.
- Кто пожаловался на меня? – её голос дрогнул.
- Не вам ли лучше знать? Не вы ли дали одному мужчине любовный напиток, а другому, испившему подобный напиток, угрожали потерей мужской силы, что в последствии так и случилось? Однозначно, это не что иное, как ворожба.
Мужчины, находящиеся в зале, зорко следили за обвиняемой. У них не было оснований желать зла повитухе, но в их взглядах читалось нетерпение охотников, узревших желанную дичь. Сулима поняла это.
- Если муж семейства, - твёрдо отчеканила вдова, - больше не может лежать рядом с супругой, то для бедной женщины такая немощь - настоящее благословение. В этом нет моей участи. Не в моей власти...
- Ага! – перебил Генрикус, - Вы признаёте, что имеете власть?
- Власть, без которой нет хорошего целителя или акушерки. Власть ухаживать за больными, восстанавливать их здоровье настолько, насколько этого хочет Бог. Что же касается другого обвинения, никогда в жизни не готовила иных напитков, кроме целебных и освежающих. Знаю, что есть травы, которые усиливают вожделение, но я никогда не пользовалась ими. И если кто-то утверждает, что влюблён в меня и страдает от этого, то не лучше ли поискать вину у самого обвинителя? Позовите этих праведных, богобоязненных мужчин, пусть они мне в лицо скажут, как я хотела их соблазнить.
- Чтобы вы смогли вновь наколдовать им?
- Я - не ведьма. Кроме того, не знала, что искусство соблазнения, присущее женщине, делает из неё ведьму. А если это так, то тоже самое можно сказать и о мужчинах. И тогда оба ваших свидетеля – ведьмаки!
- Женщина, не смей насмехаться надо мной! – Инквизитор нахмурился и тяжело задышал. – Значит, вы клянётесь, что не ведьма и никогда не ворожили?
- Конечно. Клянусь.
Генрикус указал подбородком на дверь:
- Можете идти.
Мужчины проводили взглядом фигуру уходящей женщины. Судья вопросительно уставился на Инквизитора. Помолчав некоторое время, тот, чеканя каждое слово, произнёс:
- Я более, чем когда-либо, уверен, что эта женщина - ведьма. Подробности мы можем узнать только проведя строгий допрос, но прежде - важные мероприятия: первое – арестовать её, второе – обыскать её дом на предмет ведьмовских принадлежностей, третье – объявить в городе: каждый, кто хочет о ней плохо отозваться, или каждый, кто видел, как она колдует, может безбоязненно рассказать об этом инквизиции.
6.
- Конечно, это брат Леонард! – Маркус был вне себя. – Негодяй! Пёс смердячий! Лучше бы вы мне об этом сразу рассказали, мама!
Как только он представлял монаха, лапающего его мать, им обуревало слепое желание убить паршивца. Теперь понятно, почему в последние дни толстяк старался избегать Маркуса.
- Что теперь будет? – упавшим голосом вопрошала Сулима. Она посматривала с беспокойством на двенадцатилетнего сына, готова была заплакать, но сдерживалась.
- Вообще, в городе все знают, что вы, мама, – хорошая женщина. И если уж на то пошло, я могу сменить школу. Или давайте отправимся в большое путешествие!
