Буй-тур Всеволод — в русских сказаниях — Князь Трубачевский и Курский Всеволод, родной брат Игоря Святославича, сполна испил чашу несчастного похода на половцев и разделил с братом его горькие последствия, прежде всего — вину за неподготовленное и преждевременное выступление против степных врагов.
К обоим братьям одинаково относятся упреки Киевского князя Святослава: «Рано начали вы Половецкой жмле досаждать мечами, а себе славы искать… Без чест! ведь кровь поганую пролили». Он готов оценить их истинное рыцарство, но не может удержаться от укора: «Ваши храбрые сердца из крепкого булата выкованы и в смелости закалены. Что же сотворили вы моей серебряной голове?» А сам автор, заключая поэму, воздает им должное: «Слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду…»
По существу, Всеволод — один из главных героев поэмы. Разного рода упоминания о нем рассеяны по всему тексту, собранные же воедино, они создают удивительно цельный и особенный, не схожий с другими, образ. Начальные слова Всеволода свидетельствуют о крепких братских узах, связывающих его с Игорем. «Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему буй-тур Всеволод: «Один брат, один свет светлый — ты. Игорь! Седлай же, брат мой, своих борзых коней, а мои-то готовы, оседланы у Курска еще раньше»«. В разгар битвы Игорь поворачивает свои полки, чтобы прийти на помощь Всеволоду (»жаль ему милого брата Всеволода«), но напрасно — «на третий день к полудню пали стяги Игоревы».
Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы, тут кровавого вина недостало, тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую… (В народных песнях битва, заканчивающаяся поражением, уподобляется кровавой свадьбе.) В летописи тот же момент разлучения братьев описан так: схваченный половцами Игорь видел, как Всеволод продолжает сражаться, и попросил у Бога смерти, чтобы не увидеть, как падет его брат.
Примечательны слова Всеволода о своей дружине. Князь характеризует ее как поистине богатырскую:
А мои-то куряне — опытные воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, концом копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знакомы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли изострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю — славы.
Заключительные слова ведут нас, конечно, в мир дружинных понятий, которые сродни рыцарским. Но начало заставляет вспомнить, как описывается в былинах воспитание богатыря: малолетний Волх просит мать пеленать его «в крепки латы булатные», класть на голову «злат шелом», а «по праву руку» — «палицу свинцовую, весом… в триста пуд». И во Всеволоде обнаруживается богатырская натура. Это, как обычно в былинах, происходит в разгар битвы.
Ярый тур Всеволод! Стоишь ты в самом переди, прыщешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными! Куда ты, тур, поскочишь, своим золотым шлемом посвечивая, там лежат поганые головы половеикие. Рассечены саблями калеными шлемы аварские тобою, ярьш тур Всеволод!
Эта картина очень напоминает былинные баталии: куда махнет богатырь — «тут и улицы лежат», «куда повернет — переулочки», «валом валит силу неверную», «вдвое, втрое конем топчет». Автор «Слова» не может, однако, забыть, что Всеволод, хотя ему и свойственны черты былинного богатыря, остается князем, рыцарем — даже в самые напряженные минуты сражения. Это о князе говорится: «Какая рана дорога тому, кто забыл честь и богатство, и города Чернигова отцов золотой стол, и своей милой, желанной, прекрасной Глебовны, свычаи и обычаи?» (О какой «чести» идет речь? Разумеется, не о чести воина, бойца, предводителя дружины, но о чести, связанной с послушанием старшему. Киевскому князю, — о чести вассала, вышедшего из-под воли Святослава.)
Многократно в «Слове» Всеволода называют буй-туром («ярым туром»). В те древние времена турами звали диких быков — зубров. С ними связывалось образное представление о необыкновенной силе и смелости — говорили: «храбрый как тур». Применительно к Всеволоду это, видимо, еще означало и самозабвение в бою, яростный настрой на победу, неукротимость богатыря.