<div style="text-align: center;"> </div>
Есть поэты хорошие, талантливые, умные, загадочные, сложные, эффектные, виртуозные, гениальные. А еще есть — любимые. Вера Павлова как раз из таких. Ее не просто ценят — ее любят. Любят за удивительную искренность, за непринужденное бесстрашие, за лишенную ложного стыда обнаженность, за кристальную прозрачность поэтической речи.ШО Твое появление в русской поэзии вышло внезапным и ошеломляющим. Вот не было такого человека — и вдруг он не просто появляется, а становится одним из главных поэтов России. При этом ты ведь начала писать довольно рано — в 20 лет. Ты уже тогда понимала, что ты поэт, или думала «Ну, попишу, посмотрим, что будет»?
— Попишу, посмотрим. Я довольно долго смотрела. В двадцать начала писать и только к тридцати до меня дошло, что, кажется, да, поэт я.
ШО Ты не была уверена в себе?
— Мне просто не приходило в голову, что я поэт. Мало ли кто стихи пишет.
ШО Что послужило переломом в отношении к себе самой?
— Выход второй книжки. Первой для перелома не хватило. «Небесное животное» меня еще не убедило, что я поэт. Когда вышла вторая книжка, «Второй язык», я поняла, что дело зашло слишком далеко.
ШО Кто стал инициатором публикаций?
— Как-то само собой все получалось. Я вообще никогда своих стихов никому не предлагаю. Просто муж тоже был поэт, он ходил на ЛитО, и я ходила с ним за компанию.
ШО Это который по счету муж?
— Это второй. Там все читали по кругу, ну, и я заодно почитала. И меня позвали в журнал «Юность». Очень настаивали: «Не забудьте, принесите нам ваши стихи!» Когда так просят, я не могу отказать.
ШО Одно дело журнальная публикация, а другое — книга: тут все-таки должны быть какие-то усилия. От кого они исходили?
— Со стороны родственников. Они сговорились, сказали: «Это надо!», дали денег. Первая книжка была выпущена за счет спонсоров: дяди и брата.
ШО Я вряд ли смогу отличить твои ранние стихотворения от поздних. В нынешних могут быть совершенно девичьи по духу откровения, в давних — мудрые взрослые сентенции.
— Ну, все-таки, думаю, я немножко отточила карандашик. Сейчас я пишу точнее.
ШО Вопрос только в точности?
— Только в точности. Больше никакой разницы нет.
ШО У тебя в основном четырех- и восьмистишия. Тебе не хотелось написать что-нибудь подлиннее?
— Я пишу подлиннее. Когда мои стихи собираются в книжки, они превращаются в поэмы. А когда я помру, они все соберутся в большую-пребольшую поэму. Кроме того, у меня все-таки есть длинные тексты. Например, венок сонетов, я его включаю во все свои избранные. Там много строк. 14 на 14 это сколько? Потом у меня есть поэма «Акафист грешнице» в книге «Линия отрыва», есть поэма Blasons в «Небесном животном». Кое-что длинное я написала.
ШО Ты ощущала, что «проснулась знаменитой»?
— С чужой подачи. Когда вышла подборка в газете «Сегодня», разворот с 72 мя стихотворениями, в каком-то 1994 м или 1993 м, я жила за городом в деревне Внуково. Когда я проснулась утром, под окном стоял наш сосед Сергей Коковкин в валенках и тулупе с большим плакатом: «Вера! Сегодня ты проснулась знаменитой!» Это был единственный знак, потому что в тот же день сломался телефон. Мне звонили все, не дозвонился никто. Телефон не работал неделю. Судьба не хотела, чтобы я поняла, что знаменита.
ШО Что-то поменялось тогда в твоей жизни?
— В общем, нет, но появились всякие интересные вещи. Например, легенда, что меня не существует.
ШО Кто ее запустил, ты знаешь?
— Знаю. Критик Екатерина Орлова в журнале «Октябрь». Она написала, что Вера Павлова — это группа мужчин, работающих в газете «Сегодня». Легенда была подхвачена, так что даже спустя много лет ко мне подходили, трогали и удивленно говорили: «Существует!»
ШО Ты не в претензии к критику Орловой?
— Нет, наоборот. Это прекрасная история. Мало кому так везет.
ШО Чье мнение о твоих стихах для тебя было особенно важно? Были ли люди, которых ты, скажем так, боялась?
— Были. Например, Михаил Леонович Гаспаров. Я ему посылала все, что писала, получала в ответ открытки мелким почерком. Это мой драгоценный клад. Очень важно для меня мнение Геннадия Федоровича Комарова, моего издателя из Петербурга, из Пушкинского фонда. Это человек с уникальным слухом. В моей второй книжке было, наверное, больше тысячи строк. Перед тем, как я ее отправляла, рукопись посмотрел мой третий муж Миша Поздняев и сказал: «А вот эту строчку давай исправим, она как-то слабовата». И сделал свою правку — я по слабости разрешила. На другой день получивший рукопись Комаров звонит мне и говорит: «Вера, все замечательно, только одна строчка какая-то не ваша», — и называет ту самую строчку. Вот это принцесса на горошине, только умноженная на сто: из тысячи строк выловить одну, где вмешалась чужая рука!
ШО Ты помнишь свое первое интервью? Ты ведь даешь их с большой неохотой.
— Я точно не помню, но, кажется, первое я все-таки дала мужу. А вот одно из последних — младшей дочери для журнала Elle. Продолжаю семейную традицию.
ШО Скажи, а твои мужья понимали твои стихи лучше, чем все прочие люди?
— Стивен понимает их как никто другой. Если какое-то стихотворение кажется мне удачным, я сразу бегу ему читать. И бывает, что он его переводит еще до того, как я переписываю его набело.
ШО Я, наверное, не стану спрашивать о повлиявших на тебя поэтах прошлого — мне кажется, ответ будет в какой-то степени очевидным…
— Ну-ну, интересно.
ШО Скажем, имени Цветаевой нельзя не упомянуть, она в этом списке наверняка будет.
— Она будет с 14 до15 лет.
ШО Наверняка будет Пушкин.
— Да, но он начнется с 30 лет.
ШО Хорошо, а кто был между 15-ю и 30-ю?
— Ну, как положено: Ахматова годик-другой, потом в серванте нашелся перепечатанный на машинке Мандельштам.
ШО А вот Пастернак, наверное, в третью очередь.
— Пастернак был попозже, потому что он был в книжке, а в книжке не так интересно. Потом Бродский — ксерокопии, после 20 ти. И все влияли, влияли, влияли…
ШО И все же: повлиял ли на тебя кто-то из современников?
— Бурич. Сева Некрасов. Я думаю, что Пригов тоже повлиял, ранние стихи.
ШО Любопытно. Пригов же такой абсолютный пересмешник.
— Это был урок свободы.
ШО Было ли такое, что ты хотела что-нибудь написать, да постеснялась?
— Не е ет! Такого не бывало. Я всегда знала, что в поэзии можно все.
ШО А бывало ли, что во время выступлений ты понимала: в этой аудитории некоторых стихов лучше не читать?
— Конечно. Когда в зале дети, я не читаю матерных стихов. Старичков тоже жалею. Хотя был такой случай в Сан-Франциско, средний возраст аудитории 80 лет. Думаю: сейчас буду читать постное меню. Читаю, и вдруг один из старичков лукаво говорит: «Мне кажется, вы от нас что-то скрываете». Я решила больше не постничать, и чем более смелые были стихи, тем больше они радовались.
ШО А было ли так, что какой-то текст с солеными словами вызывал возмущение зала?
— В зале возмущений не бывало, но были возмущения, высказанные впоследствии в печати. Например, вологодская газета «Красный Север» напечатала статью, которая называлась «Похабница из Нью-Йорка». Там говорилось, что я «позорю мужественный образ женской поэзии».
ШО Кстати. Как-то в интервью ты говорила о женоподобии русских поэтов мужчин и мужественности поэтов-женщин. А вот кто в русской поэзии для тебя настоящий мужик?
— Мужик… Помимо Цветаевой, да? (общий смех) Вот вопрос… А для тебя?
ШО Ну, я буду настолько не оригинален в своем ответе…
— И какой это ответ?
ШО Бродский.
— Я тоже хотела сказать Бродский. Мне даже однажды приснилось, что он ко мне приставал. Он предлагал заняться любовью, а я говорила: «Мне сейчас некогда, потом». А он отвечал: «А потом я умру».
ШО У тебя две дочери. Ты жалеешь, что не родила сына?
— Жалела, жалею и буду жалеть всегда. Ну, у меня муж есть для этого.
ШО Он выполняет функции сына?
— Конечно. У меня даже такой стишок имеется:
Молиться: не остыть,
Так пристально любя,
Как будто ты мой сын,
Рожденный от тебя.
ШО Елена Шварц говорила, что поэзия не бывает нерелигиозной, что она вся религиозна по своей сути. Согласна ли ты с ней?
— Хорошая фраза. Мне следовало бы назвать Шварц в списке современников, которые на меня повлияли. Она для меня в первом ряду.
ШО А в каком смысле ты понимаешь эту фразу? Когда-то я как атеист против нее внутренне протестовал, но потом понял, о чем речь.
— Это означает степень ответственности за произнесенное слово.
ШО Еще говорят, что все стихи пишутся для Бога.
— Не для Бога, но в его присутствии.
ШО В каком-то интервью ты говорила, что главный адресат твоих стихов это ты сама. Можно ли сказать, что стихи пишутся для какой-то «лучшей себя»?
— Видимо, да. Это разговор с самой собой, но в присутствии Бога. В той ситуации, когда соврать уже нельзя.
ШО Ты бывала в стихах нечестна сама с собой?
— Только если текст недотянут. Недотянутые тексты воспринимаются как неискренние перед самой собой. Тут вступает в свои права форма. Несовершенная форма это тоже ложь.
ШО Можешь вспомнить стихи своих коллег, которые тебя поразили?
— На фестивале прозвучало множество хороших стихов, это еще одно его удивительное свойство. Потому что обычно фестиваль — это много хорошего общения, хороших впечатлений и не так уж много хорошей поэзии. Мне очень Люся Херсонская понравилась. Понравилась Анечка Логвинова.
ШО Вера, это поразительно. Я сегодня писал статью для одной газеты и в качестве своих главных впечатлений упомянул Херсонскую и Логвинову.
— Значит, наши призы зрительских симпатий полностью совпадают.
ШО При этом Херсонская категорически не желает слушать похвалы в свой адрес.
— Ты тогда не вырезай этот кусок — пусть читает!
ШО Поэзия сейчас говорит довольно сложным языком, а вот твои тексты относительно просты для восприятия. Отчего так?
— Потому что я пишу, чтобы распутать узлы. У меня внутри что-то там запутывается, а я это распутываю. Как я Стиву леску распутываю, когда он рыбачит, так же точно я распутываю свои мысли.
читать далее
фото Кирилла Кисляковабеседовал Юрий Володарский
Сайт Веры Павловой:
|
