<div style="text-align: center;"></div>
Андрей Краснящих ЗАТОВАРЕННАЯ БОЧКОТАРА 20 августа исполняется 80 лет большому писателю Василию Павловичу Аксёнову (1932–2009). Он был кумиром моего поколения. Нам не приходило в голову, что можно так весело, отвязно и, главное, находчиво экспериментировать. Так строить фразу, играть словами. Я говорю о «Затоваренной бочкотаре», «В поисках жанра» и других его ранних вещах - кто ещё тогда позволял себе так писать. Это расширяло сознание, заражало. Во многих из нас и сегодня видно Аксёнова - то там, то тут, а то и везде. Вообще, что такое ранний, и я скажу - настоящий Аксёнов, настоящие мы? Это лихая фантасмагория, где самое обычное вдруг берёт и без объяснений переходит в бред. Это тот возбуждавший нас словесный эксперимент: самозаговаривание, буффонада - зацепиться за что-то, какое-то слово, и трепать-крутить его на все лады, пока не бахнет, до полного обнуления смысла. Это романтика. Это героический герой. И наконец, это народность - в том смысле, в каком, например, Кафка, Звево или Беккет абсолютно не народны: и непонятны народу, и пишут не о нём.
<div style="text-align: center;"></div>
<div style="text-align: center;"></div>
Аксёнов был самым западным из всех советских писателей, самым модерновым. Писал, теперь ясно, опираясь на Джойса и всех остальных, которых мы тогда ещё не читали. Нет, не копировал, нет, не крал, всё было честно. И в целом Аксёнов, что ещё больше подкупало, вёл себя честно. Не заигрывал с читателем, не старался понравиться. Не заигрывал с властью, наоборот, участвовал в демонстрации на Красной площади, подписывал письма в защиту диссидентов, публиковался на Западе, выпустил неподцензурный альманах «Метрополь» и, когда потом Союз писателей выгнал Попова и Ерофеева, вышел сам. И то, что он уехал на Запад последним, то есть держался до конца, тоже вызывало уважение.
<div style="text-align: center;"></div>
Сейчас мне немного неловко, даже стыдно, что к его возвращению мы о нём совершенно забыли. Это несправедливо, это, наверное, где-то предательство. Но понять нас можно: перечитав его всё, что могли достать (из библиотек он был изъят), мы двинулись дальше - к Джойсу и остальным, которых как раз в то время начали переводить и печатать. И обратно уже не вернулись. Нет, мы прочитали «Московскую сагу», одну или две части, - написанную не для нас, а для читателей «Детей Арбата» и, как выяснилось - мы не ошиблись, - для широкого зрителя. Новый Аксёнов был безнадёжно устаревшим. Более того - конъюнктурен. Это первое разочарование. Второе - «Новый сладостный стиль». Написанный будто для нас, по-аксёновски, со всеми фирменными кунштюками, легко и задорно, он нам ничего не дал: пустозвонство и только, кунштюки выглядели безделушками - и чем дальше, тем менее забавными. Эксперимент закончился, Аксёнов топтался на месте и затаптывал всё, что сделал - открыл, нашёл, изобрёл, - всё, чего добился ранее. Получивших «Русского Букера» «Вольтерьянцев» и номинированную на «Большую книгу» «Москву Ква-Кву» мы уже, разуверившись, не читали. Аксёнова наградили орденом Искусств и литературы, он стал академиком художеств. Но если набраться смелости и перечитать сейчас того Аксёнова, которого мы любили, увидишь, любовь возвращается. Этого как бы не должно происходить, и со многим из прочитанного в шестнадцать-семнадцать не происходит. Но Аксёнову удаётся. И «Затоварилась бочкотара, зацвела жёлтым цветком, затарилась, затюрилась и с места стронулась», и «В палисаднике под вечер скопление пчёл, жужжание, деловые перелёты с георгина на подсолнух, с табака на резеду, инспекция комнатных левкоев и желтофиолей в открытых окнах; труды, труды в горячем воздухе районного центра» всё так же заражает и заряжает. Мне жаль, если следующие поколения не прочитают Аксёнова.
|