<div style="text-align: center;"> </div>
16 октября исполняется 85 лет знаменитому немецкому писателю, лауреату Нобелевской премии Гюнтеру Грассу. ГЮНТЕР ГРАСС: ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Чему стоит поучиться у Грасса, это не бояться быть резким и откровенным даже в старости, когда хочется одной тишины и покоя. И не ради эпатажа (работы, в общем-то, на публику), а чтобы оставаться честным перед собой, не затыкать себе рта. Нет хуже, когда молодец и буян в юности, анфан террибль, доживает жизнь ленивым, раскормленным премиями и наградами буржуа - и лишь бы не трогали.
Когда в послевоенное время всерьёз решали, быть или не быть литературе после Освенцима, во всяком случае немецкой, которой предписывалось только каяться, каяться и не выходить за рамки дискурса самопокаяния, Грасса это будто не касалось. Его первый и главный роман «Жестяной барабан» (1959) - о войне; но это роман абсурдистский и маньеристский[1], смешной, вернее, глубоко на приколе, и без какого-либо, в том числе осуждающего, пафоса (что всё вместе и станет фирменным стилем писателя). «Жестяной барабан» сразу сделал Грасса всемирно известным, и вызвал первые скандалы: так писать о войне было нельзя. Грассу в Бремене присудили литературную премию, но городской сенат отобрал её обратно, и в том, шестидесятом году, и даже в следующем, её так никому и не дали.
<div style="text-align: center;"> </div>
Следующее произведение Грасса - повесть «Кошки-мышки» (1961) - тоже не осталось без внимания, ни мирового читателя, ни тех, кто по роду службы защищает его мораль: министр труда и здравоохранения земли Гессен просил федеральные власти запретить книгу. Не запретили: протестовал читатель.
После выхода романа «Собачьи годы» (1963)[2] и награждения Грасса главной литературной премией Германии - имени Георга Бюхнера - и кто возмущался, вынужден был признать, что Грасс - самое значительное явление в послевоенной немецкой литературе; и споры о нём переместились в другую плоскость: имеет ли право крупнейший писатель страны, в глазах читателей мира её представляющий, на демарш. Самостоятельное высказывание, идущее вразрез. И дискредитирующее.[3]
<div style="text-align: center;"> </div>
Грасс же в этом проблемы не видел, и от него ожидали чего угодно. Он поддерживал, активно агитировал за левых - социал-демократов; но когда появились «новые левые» и пошли студенческие бунты, начались теракты, назвал их гитлерюгендом и хорошенько высмеял в романе «Под местным наркозом» (1969). Молодёжь его прокляла. В 1990-м, когда все радовались воссоединению Германии, Грасс - чуть ли не единственный - был против, говорил, что новая Германия возродится как Рейх. Замечательный был скандал.
Нобелевская речь лауреата[4] - в 1999-м - тоже носила характер демарша, Грасс сказал: «Подобно тому, как Нобелевская премия, если отвлечься от всякой её торжественности, покоится на открытии динамита, который, как и другие порождения человеческого мозга <…>, принёс миру радости и горести, так и литература несёт в себе взрывчатую силу, даже если вызванные ею взрывы становятся событием не сразу, а, так сказать, под лупой времени и изменяют мир, воспринимаясь и как благодеяние, и как повод для причитаний, — и всё во имя рода человеческого».
Зачем понадобилось Грассу - в мемуарах «Луковица памяти» (2006) - признаваться, что он служил в войсках СС? Возможно, чтобы поняли: прошлое - это прошлое, и Германия уже достаточно накаялась и пережила, хватит тыкать её туда лицом, пора наконец простить. И показал, как это делается, как прощать себе ошибки юности. И хотя пятнадцати-семнадцатилетний Грасс военных преступлений не совершал и не сделал ни одного выстрела: обслуживал зенитную батарею, попал в танковую дивизию, был ранен, находился в американском плену, - семидесятидевятилетний писатель получил за него по полной. Шум был ужасный, Грасса чуть не растерзали, требовали как минимум лишить его Нобелевской премии - но она даётся за вклад в литературу, за произведения, их художественные достоинства, а с этим у Грасса всегда было всё в порядке.
<div style="text-align: center;"> </div>
Полгода назад на этот скандал наложился новый. Грасс напечатал стихотворение «О чём необходимо сказать», в котором просил себя больше не молчать, Запад - не поддерживать готовящий войну с Ираном Израиль [5], Германию с её чувством вины - не бояться критиковать эту страну. Израиль объявил Грасса персоной нон грата, премьер-министр сказал о нём - эсэсовец и антисемит; снова потребовали отобрать у него Нобелевскую премию.
Последняя по времени эскапада Грасса - стихотворение «Позор Европы», опубликованное в июне этого года. Оно о Греции, которую предала Европа и «осудила на бедность». «В маразме ты сморщишься без страны, дух которой тебя, Европа, создал».
Нобелевская речь Грасса называлась «Продолжение следует…»
[1] «Изощрённость слога, усложнённый синтаксис, аллегорическая образность, игра контрастов».
[2] Вместе с «Жестяным барабаном» и «Кошками-мышками» он образует так называемую «Данцигскую трилогию». Грасс родом из немецко-польского Данцига-Гданьска, в межвоенный период - вольного города, т. е. не принадлежавшего ни Германии, ни Польше и находившегося под управлением Лиги Наций. Грасс, как и город, полунемец (по отцу), полуславянин: его мать кашубка (кашубы - западнославянская народность, проживающая на севере современной Польши). После войны Грасс жил в Дюссельдорфе и Берлине (обучался профессии каменотёса, учился скульптуре и живописи в Академии искусств), Париже, Вестфалии, Шлезвиг-Гольштейне, сейчас - в пригороде Любека.
[3] Ответ писателя находим в Нобелевской речи: «Опубликование обоих моих первых романов "Жестяной барабан” и "Собачьи годы” и промежуточной повести "Кошки-мышки” рано научило меня, всё ещё относительно молодого автора, что книги могут вызвать возмущение, гнев, ненависть. Что порождённое любовью к своей стране может быть воспринято как осквернение собственного гнезда. С тех пор я считаюсь спорным писателем.
В этом смысле я нахожусь в хорошем обществе, если вспомнить изгнанных в Сибирь или ещё куда-нибудь писателей. Поэтому не будем жаловаться. Скорее мы должны воспринимать состояние перманентной спорности как живительное и подобающее риску нашей профессии. Так уж получается, что те, кто творит события из одних только слов, охотно и намеренно плюют в суп тем властителям, которые постоянно отстаивают своё право на место на скамье победителей, — это заставляет историю литературы вести себя соответствующим образом по отношению к развитию и совершенствованию методов цензуры».
И ещё: «Подозрительным, наказуемым делает писателя самая сущность его профессии — то, что он не может оставить в покое прошлое, вскрывает слишком быстро зарубцевавшиеся раны, раскапывает в запертых погребах трупы, заходит в запретные комнаты, поедает священных коров <…>. Но наихудшее прегрешение писателя состоит в том, что он не хочет со своими книгами шествовать вместе с победителем, а скорее предпочитает вертеться там, где на обочине исторических процессов стоят проигравшие, которые многое могут рассказать, но не получают слова. Тот, кто наделяет их голосом, ставит победу под сомнение». (Здесь и далее цитируется в переводе Н. Тишковой.)
[4] А между Нобелевской и Бюхнера был ещё целый ряд немецких и международные, например, довольно престижная итальянская премия Фельтринелли в 1982-м.
[5] Иран работает над ядерной программой, Израиль работает над ядерной программой - и это уравновешивает их в глазах Грасса. Но Запад потакает Израилю, «присвоившему себе право на упреждающий удар».
Андрей Краснящих
|
