<div style="text-align: center;"> </div>
«Птичка божия» — так называется один из её поэтических сборников. «Чудо в перьях» — один из двух сборников рассказов. В первом случае речь идёт о ней самой.
Мария Галина
Два года назад на открытии Биеннале поэтов в Москве был зачитан печальный мартиролог (что, в общем-то, тавтология). За год мы потеряли столько поэтов, что их памяти было посвящено целое отделение литературного вечера. Некоторых, впрочем, не вспомнили. В том же 2009 году в мае погибла Ольга Рожанская, в августе умерла донецкая поэтесса Наталья Хаткина.
На «Литкарте» о ней сказано довольно скупо:
«Окончила филологический факультет Донецкого университета. Преподавала русский язык и литературу в сельской школе, работала в донецких газетах, последние 20 лет работала в детской областной библиотеке Донецка. Автор нескольких книг стихов, а также поэзии для детей».
Вот и всё.
Личность можно реконструировать даже и по такой справке, и в общем понятно, что получится, — человек, 20 лет проработавший в детской библиотеке, заведомо любит других больше, чем себя, а литературу — больше, чем себя в литературе.
Чужая боль
Можно было бы сказать и о том, что Хаткина принадлежала к людям, сверхчувствительным к чужой боли, к тем, кому нужно для счастья кого-нибудь любить и опекать, хоть ребёнка, хоть стариков, хоть собак-кошек: есть такие женщины, они вечно подбирают на улице котят и бездомных собак.
Но я лучше расскажу о её стихах и прозе (в Москве, по-моему, не вышло ни одной книжки, все в Донецке). О некоторых её книжках я писала. Поэтому мне придётся немного повторяться, но я думаю, это ничего.
Есть поэты, которым, чтобы быть поэтами (а не эпигонами или графоманами), не нужно решать формальные задачи, — это те, которые говорят на одном языке со своим читателем. Именно что со своим (в смысле близким по кругу, духу, отношению к жизни, социальной страте и т.п.). Система паролей, неуловимых и непонятных для постороннего, здесь срабатывает прекрасно.
Надо посуду вымыть, а тянет разбить.Это отчаянье, Господи, а не лень.Как это тяжко, Господи, век любить,каждое утро, Господи, каждый день.
Был сквозь окно замёрзшее виден рай.Тусклым мочёным яблоком манила зима.Как я тогда просила: «Господи, дай!»— На, — отвечал, — только будешь нести сама.
Это уже хрестоматийное стихотворение из её небольшой подборки в «Арионе». Всего в московских журналах у неё вышло три публикации — две в «Арионе» и одна в «Октябре».
Кажется, её стихи — и статья о ней — вошли в антологию Евгения Евтушенко «Десять веков русской поэзии» (публикация в «Новых Известиях»), и спасибо ему за это, она это заслужила, хотя уже никогда об этом не узнает.
Когда я слышу гаммы за стеной,я мучусь неизжитою виной.Мне мама в детстве говорила с чувством —коль я не овладею сим искусством,то стану бедной, старой и больной.
И это всё произошло со мной.
Поэтическое поколение, чьи самые продуктивные годы (скажем, с 20 до 35) пришлись на 70—85-й годы прошлого века, было не самым удачливым, уже хотя бы потому, что это время отличалось чудовищной вязкостью среды.
Если в столицах можно было ещё худо-бедно найти единомышленников и дышать, то в провинции пишущим людям оставалось лишь отыскать себе нору: достойную профессиональную нишу, позволяющую существовать независимо в первую очередь от местных литературных чинов, обычно не просто консервативных, а агрессивно-консервативных.
Здесь тоже складывались свои круги и заключались союзы, но единомышленники подбирались в основном среди неудачников, или, как теперь говорят, лузеров, если глядеть с общепринятой точки зрения. Одно из самых горьких стихотворений Хаткиной так и называлось — «Полуинтеллигент».
Всё боялся обидеть, толкнуть, ненароком задеть,извинялся и кланялся, втягивал шею по-птичьи.Стыдно в лица глядеть, стыдно старые туфли надеть...Жизнь пропала, чудак! Ни к чему соблюденье приличий.…
И наймись в сторожа — раз в три ночи ты будешь ходитьв колотушку стучать у забытого складаи прибившейся кошке — а кошка прибьётся! — твердить,что теперь наконец ничего тебе в жизни не надо…
Поэтому она с такой радостью приняла интернет — «Стихи.ру», может, и не самый лучший литературный ресурс, но он позволил нескольким достойным людям выйти за пределы узкого круга. Наталья Хаткина была в их числе.
И «Живой журнал» был для неё таким же местом общения и свободной публикации. ЖЖ-юзер cambala (сейчас этот журнал ведёт её дочка Маша, тоже поэт) была тысячницей. Хотя писала она там, в общем-то, обычные вещи, бытовые зарисовки. Про собачку Соню. Про котика Шимми. Про внука Давида. Про то, что жить трудно, но надо.
На стороне слабых
Почему она так мало публиковалась, во всяком случае в столичных изданиях, уже в постсоветское время? Не знаю. Но факты есть факты: Хаткина так и осталась со слабыми, с непристроенными — что, в общем-то, нормально.
Когда поэт переходит на сторону сильных, он поэтом быть перестаёт. Её цитированные-перецитированные, растащенные по всему инету рождественские сказки полны горькой иронии:
Когда огнями дразнят нас витрины, и скидку объявляют магазины, и всюду распродажа Рождества, мы в чудеса — как будто дети, верим, глядим в глазок: «Кто это там за дверью?» — и прямо на пороге ждём волхва.
Увы, бедны фантазии миры у бедных: всё нам мнится, сквозь ненастье три новых русских на Звезду несчастья несут свои волшебные дары.
Очень трудно точно определить, что такое хороший человек (хотя интуитивно всем это понятно). Но в первую очередь это человек зоркий. Ошибкой будет считать, что хороший человек должен носить розовые очки и видеть везде и во всём только хорошее, — это не хороший человек, а просто дурак. Наталья была очень зорким человеком. Иногда беспощадно зорким.
Для рассказчика это необходимое качество. А рассказчик она была не менее сильный, чем поэт, разве что, пожалуй, более жёсткий и ироничный.
Два её сборника рассказов, вышедшие опять же в Донецке, демонстрируют (с той скидкой, что некоторые из них, самые оптимистичные, писались для дамских журналов) такое печальное, такое безыллюзорное понимание людей, что не дай бог опознать себя среди персонажей.
Например, рассказ «Две подруги акробатки» (о двух заклятых подругах: сильной, хитрой, удачливой и слабой, невезучей, попавшей, до какой-то степени заслуженно, в чудовищную зависимость от товарки) способен украсить любую антологию. Да и не он один. Её персонажи — амбициозные провинциалы, лгуны, дамы «с претензиями», бестолковые, несчастные, виноватые/невиноватые люди — составляют если не энциклопедию провинциальной жизни конца века, то по крайней мере хорошее справочное пособие.
Хаткина и на себя была способна посмотреть со стороны (у неё есть целая серия смешных прозаических миниатюр о поэтессе Х.).
О писателе и поэте можно говорить в настоящем времени, это не бессмертие, но всё же что-то похожее, эффект присутствия, постоянно разделяемое поле зрения, телепатия посредством экрана монитора или бумажного листа.
«Птичка божия» — так называется один из её поэтических сборников. «Чудо в перьях» — один из двух сборников рассказов.
В первом случае речь идёт о ней самой.
|