<div style="text-align: center;"> </div>
24 сентября 1896 года родился автор печальных романов о весёлом «веке джаза»
Во всём, что делал Фицджеральд, пульсировала его идефикс — богатые люди. Они его интересовали, интриговали, завораживали — как Достоевского. Отсюда порой возникали недоразумения. Так, например, Драйзер искренне верил в то, что Фицджеральд занят «разоблачением бессмысленных прихотей богачей».
Острота Эрнеста
Хемингуэй вдоволь оттянулся на своём друге и сопернике в «Снегах Килиманджаро» (1936): «Он вспомнил беднягу Скотта Фицджеральда, и его восторженное благоговение перед ними, и как он написал однажды рассказ, который начинался так: «Богатые не похожи на нас с вами». И кто-то сказал Фицджеральду: «Правильно, у них денег больше». Но Фицджеральд не понял шутки. Он считал их особой расой, окутанной дымкой таинственности, и, когда он убедился, что они совсем не такие, это согнуло его больше, чем что-либо другое».
«У них больше денег. Острота Эрнеста» — так обозначил в своих записях этот эпизод Фицджеральд. А по выходе «Снегов...» написал Хемингуэю: «Дорогой Эрнест! Пожалуйста, при первой же перепечатке убери моё имя. <...> Я никогда не испытывал благоговения перед богатыми — только в тех случаях, когда богатство соединялось у них с высшей утончённостью и достоинством».
Фицджеральд вовсе не был закомплексованным маргиналом: он по рождению принадлежал к тому среднему классу, что и Хемингуэй, Дос Пассос, Каммингс. Такие семьи могли жить богаче или беднее, но детей обязательно отправляли учиться в привилегированные школы. После школы Фицджеральд учился в Принстоне. Участвовал в литературном кружке «Треугольник», где культивировался беспечный аристократизм и много пили. Тогда же он подружился с Эдмундом Уилсоном, и эта дружба сыграла важную роль в его литературной судьбе.
Уилсон, впоследствии известный критик, опекал Фицджеральда, заботился о его публикациях, а после смерти занимался его незавершёнными работами. Любопытно, что следующим объектом заботы Уилсона стал только что прибывший в США Владимир Набоков (так место твоей умершей на 17-м году жизни собаки занимает невесть откуда появившийся пёс непонятной породы). Стоит отметить также, что при встрече с Артуром Майзинером, биографом Фицджеральда, первое, что произнёс Набоков, было: «Ночь нежна» — великолепно; «Великий Гэтсби» — ужасно».
Зельда и он
В 1917 году США объявили войну Германии, и Фицджеральд пошёл добровольцем в армию. Во время учений в штате Алабама он познакомился с Зельдой Сайер, на которой смог жениться только в 1920 году — когда написал роман «По эту сторону рая». Роман стал бестселлером, и Фицджеральд post factum отлил чеканную формулу успеха: «Писать нужно для молодёжи собственного поколения, для критиков следующего поколения и для профессоров всех последующих поколений».
Считается, что Зельда сыграла в его жизни роковую роль, — это с удовольствием описал опять же Хемингуэй: «Скотт разыгрывал заботливого, весёлого хозяина, а Зельда смотрела на него, и глаза её и рот трогала счастливая улыбка, потому что он пил вино. Впоследствии я хорошо изучил эту улыбку. Она означала, что Зельда знает, что Скотт опять не сможет писать. Зельда ревновала Скотта к его работе...» («Праздник, который всегда с тобой», 1960).
Да и его рассказ «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» (1936) с подспудной жестокой иронией перепевает семейные отношения Фицджеральдов — как убийцы (жена) и жертвы (муж).
Фицджеральду нравилась шизоидность — как в женщинах, так и в мужчинах, и Зельда вдохновляла его, хотя и весьма причудливыми способами. Истерики, скандалы, сцены ревности. Приревновав мужа к Айседоре Дункан, Зельда бросилась в лестничный пролёт. После 1927 года она окончательно сошла с ума и уже не покидала дома скорби. Из стихов Фицджеральда: «Оставил я невесту, / Невинную и честную / Она сошла с ума, / Такие вот дела! Теперь придётся ей / В ум приходить скорей». Такая вот гамлетовщина.
У них была дочь Скотти, ей Фицджеральд писал замечательные письма, например: «Поэзия — это или огонь, горящий в твоей душе как музыка в душе музыканта, как марксизм в душе коммуниста. Или ничто, пустое и скучное дело».
Весёлые времена
... Ну а времена были весёлые — хохочущие двадцатые, Roaring Twenties. Или ревущие. Эпоха prosperity, то есть процветания, когда «американцы были величайшей нацией в мире, в воздухе пахло праздником». Началась эта эпоха после окончания Первой мировой войны и длилась до биржевого краха 1929 года, возвестившего о приходе Великой депрессии.
Фицджеральд предпочитал называть это славное время «веком джаза». «Слово «джаз» <...> означало сперва секс, затем стиль танца и, наконец, музыку. Когда говорят о джазе, имеют в виду состояние нервной взвинченности, примерно такое, какое воцаряется в больших городах при приближении к ним линии фронта». «Всю страну охватила жажда наслаждений и погоня за удовольствиями» («Отзвуки века джаза»).
Зельда и Фицджеральд в полной мере соответствовали своему времени. И время соответствовало им. Они были постоянными персонажами светской хроники: катались на крыше такси, прыгали в фонтаны и т.п. А также устраивали умопомрачительные parties с устрицами из Парижа, разговорами о Фрейде и скандалами в духе Достоевского. «Я хочу устроить по-настоящему скандальный вечер, с ссорами, с обольщениями чужих жён, с дамскими обмороками в уборной и чтобы кто-нибудь обиделся и ушёл, не простившись» («Ночь нежна», 1934).
Бурная юность и пьяная молодость. Жизнь взаймы, «беззаботная, как у герцогов, и ненадёжная, как у хористок». Зельда тоже написала роман — «Спасите меня от вальса» — об их европейских приключениях. Фицджеральд был недоволен: жена использовала ту же фактуру, что и он. Так или иначе, но в их кругу роман Зельды пользовался большим успехом. В нём всегда было «или время пить чай, или поздняя ночь». И все были знамениты, «неизвестными остались только те, кого убили на войне». И людям надоел пролетариат... А вот типичный разговор из новеллы её мужа: «Похоже, узкие галстуки снова входят в моду, не так ли? Что бы ни говорили, а лучший воротничок на свете — это «ковингтон»!..»
Эпоха prosperity — это и американский декаданс, их Серебряный век. Сладковатый и гибельный запах распада завораживал. Так, Фицджеральд, вспоминая о том, как молоды и счастливы они были, со странным удовлетворением перечислял: «Один мой школьный товарищ убил на Лонг-Айленде жену, а затем покончил с собой; другой случайно упал с крыши небоскрёба в Филадельфии, третий — уже не случайно — с небоскрёба в Нью-Йорке. Одного прикончили в подпольном кабаке в Чикаго, другого избили до полусмерти в подпольном кабаке в Нью-Йорке, и домой он дотащился лишь затем, чтобы тут же испустить дух; ещё одному какой-то маньяк в сумасшедшем доме... проломил топором череп».
«Поставь ребром монетку…»
Самый знаменитый роман Фицджеральда «Великий Гэтсби» (1925) — эмблема его интереса к красочной патологии. Жизнь мальчугана из простой фермерской семьи для начала перепахала встреча с миллионером — благородная седина, белая яхта, монтанская нефть. Потом — love story. Джей Гэтсби был первым мужчиной Дези, но, пока он воевал, она вышла замуж за молодого и самоуверенного богача. «Поставь ребром монетку / На жёлтенький песок, / Увидишь, как покатится / Серебряный кружок...»
Его идефикс — заработать большие деньги, построить роскошную виллу, нагнать туда знаменитостей и показать всё это любимой. «Он вытащил стопку сорочек и стал метать их перед нами одну за другой... Он схватил новую стопку, и пышный ворох на столе стал ещё разрастаться...» Для Джея Гэтсби — заметим, командира пулемётного батальона и майора, который получил ордена всех союзных держав, — это всё несколько странно. Как меланхолически замечает повествователь, «в нём отказала пружина, как в часах, у которых перекрутили завод». Но Дези всё-таки зарыдала. Да, зарыдала и отдалась влюблённому безумцу — не сорочки же тому причиной…
Три смерти под занавес (ДТП, убийство и самоубийство) завершают этот наивный роман, густо замешанный на достоевщине. Не соглашаясь с критиками, Фицджеральд писал Уилсону: «Если мой роман — анекдот, то и «Братья Карамазовы» — тоже».
Про роман «Ночь нежна» (1934) с изумительным лаконизмом рассказывает один американский литературный справочник: «Действие романа происходит в Европе, в основном на Ривьере. Ричард Драйвер, молодой американец-психиатр, встречает Николь Уоррен, привлекательную американку-шизофреничку, в санатории, пациенткой которого она является». Кроме этого, в романе присутствует настойчивая рефлексия американца по отношению к собственной нации — поиск идентичности, так сказать: «Компания Дика была сокрушительно американская, а иногда вдруг казалось, что ничего в ней американского нет», и прочие штуки.
И конечно, русская тема, обвивающая кирпичики этого чудесного сооружения как вьюн. Мы с удовольствием отмечаем появление старого русского князя, какую-то русскую княгиню с мемуарами, шофёра, «настоящего русского боярина времён Ивана Грозного» (интересно, как Фицджеральд представлял себе эти времена?). И вообще русский дух на Лазурном Берегу. «В те годы c окончанием сезона на Ривьере закрывались православные церкви, и запасы сладкого шампанского, любимого напитка русских, убирались в погреба до их возвращения. «В будущем сезоне вернёмся», — говорили они, уезжая, но то были праздные обещания: они не возвращались никогда»...
***
Зельда пребывала в психбольнице, а Фицджеральд работал в Голливуде. Metro-Goldwyn-Mayer платила ему за сценарии 1000 долларов в неделю (в числе прочих он написал сценарий по «Трём товарищам» Ремарка). След Голливуда — роман «Последний магнат», который он не успел закончить. Герой — такой же странный, как Гэтсби, успешливый, но несколько безумный делец. А 21 декабря 1940 года Фрэнсис Скотт Фицджеральд умер во время сердечного приступа. Зельда на несколько лет пережила своего гениального мужа. Она умерла 10 марта 1948 года, в дурке.
После смерти слава Фицджеральда круто взмыла вверх: он стал культовой фигурой. Можно также вспомнить, что злоязычная Гертруда Стайн, эта бабушка американского модернизма, выделяла его особо из тех, кого она назвала потерянным поколением. Или то, как скептик Домье из фильма Феллини «8 1/2» считал по-настоящему великим художником единственно Фицджеральда. И что его и Зельды бурная пьяная жизнь стала предметом книг и фильмов. Да много чего ещё... И всё-таки, наверное, так: Достоевский — деньги — Достоевский — деньги — Достоевский — Достоевский. И джазовый рапсод. Богатые не похожи на нас с вами, потому что у них больше денег (острота Эрнеста).
|
