Рубрика «Когда писатели были детьми» продолжает исследовать взаимоотношения поэзии и детства. На этот раз о своих первых литературных опытах рассказывают авторы ресурса, поэты Маргарита Ротко (она же Наталия Полянчук, Kasumi), Евгений Пивень (Эндорфин) и Алексей Шимановский (Barmaglot).
Среди вопросов рубрики: с каким стихом связаны первые воспоминания, какой стих первым выучили наизусть, какой был самым любимым, а какой самым неприятным? Изменилось ли отношение к поэзии под влиянием школьной программы? Как обстояли дела с декламированием стихов? Как реагировали родители на творчество гениальных чад? Нужно ли приобщать детей к поэзии?
<div style="text-align: center;"> </div>
Маргарита Ротко (Наталия Полянчук, Kasumi), г. Киев
Когда и при каких обстоятельствах я познакомилась с поэзией – сказать сложно. Приобщала мама, читала Пушкина и Есенина. Приобщалась я, требуя давать мне читать Жуковского – читать вслух Жуковского... Не знаю, не то оформление – тоненькая такая книжечка, с недетской и очень пейзажной обложкой, не то – отдельные стихи... Вот это, например:
"Безмолвное море, лазурное море, Стою очарован над бездной твоей.Ты живо; ты дышишь; смятенной любовью,Тревожною думой наполнено ты."
Или вот это, особо любимое:
Я знаю край! там негой дышит лес,Златой лимон горит во мгле древес,И ветерок жар неба холодит,И тихо мирт и гордо лавр стоит...Там счастье, друг! туда! тудаМечта зовет! Там сердцем я всегда!
Там светлый дом! на мраморных столбахПоставлен свод; чертог горит в лучах;И ликов ряд недвижимых стоит;И, мнится, их молчанье говорит...Там счастье, друг! туда! тудаМечта зовет! Там сердцем я всегда!
Гора там есть с заоблачной тропой!В туманах мул там путь находит свой;Драконы там мутят ночную мглу;Летит скала и воды на скалу!..О друг, пойдем! туда! тудаМечта зовет!.. Но быть ли там когда?
В общем, так и знакомилась. Что первым выучила наизусть – не помню. Искренне. Возможно, что-то вроде "Под голубыми небесами..." Может, "Черемуха душистая с весною расцвела..." Честно – сложно сказать, что. Было это в районе до-первого-первого-второго класса. Потом я уже учила наизусть, просто открывая книжку. Отрывки из "Руслана и Людмилы". Что-то помрачнее – из Лермонтова. "Черную шаль". "Доклассических классиков" из дивной (и, увы, утерянной) книжки "Лиры и трубы". Но это было уже позже – в средней школе.
Назвать самое любимое из поэзии – вряд ли смогу. Частично – уже цитированная "Мина". Но ведь были еще внешкольный Шевченко ("За сонцем хмаронька пливе" – вот это точно, из украинских – самое-самое любимое в детстве). И Лермонтовские "Горные вершины", спящие во тьме, обнаруженные сначала просто цитатой в какой-то детской книжке. И много чего другого…
А вот нелюбимого – не вспомню. Не любила детские стихи, типа Барто и прочее. Почему-то при прочтении возникало чувство стыда. Позже – отторгала длинные эпосы: скорее всего, за счет объема. И – публично не признавалась в том, что "имею дело" со стихами. Их было принято ненавидеть. Да и когда заходила речь об "обязаловке" – ненавидела).
Декламировать – любила. В школе делала это хорошо – на уроках, разумеется. О капустниках-утренниках речь не шла: слишком тихо. Что и обижало... Декламировала себе, декламировала стенам, опять же. Пустой квартире. И это было хорошой заменой различным игрушкам, годящихся, в лучшем случае, на роль благодарных слушателей.
Словом, отношение к стихам было пожительным, открыто любовным – до школы и вначале. Отрицание стихов (публичное) и в то же время "тихушное" перелистывание немалой домашней библиотеки – в средней школе. В старшей – вернулась к тому, чтобы признавать свою любовь к "тексту в столбик". Из-за этого даже когда-то рассорилась с лучшей подругой, которая не сочла гениальным "Я пішла, як на дно" Лины Костенко. Развернулась – и ушла, не желая даже разговаривать с вот этой непонималой. Читала много украинских, русских авторов. Сетовала, что сложно было доставать иностранных, и из Апполинера, Уитмена или Рембо знаю буквально по паре текстов. Удивлялась былому отторжению стихов. И – сама писала. Девочковые опусы про нелюбовь и "жизнь в свете лампы бордо".
Правда, это – не первые.
Первый "стих", если верить отцу, сочинила до школы. Он был белый. И нигде не записанный. Впрочем, сама считаю это легендой. А вот сознательно первый – написала, окончив третий класс. Переходя в новую, "старшую школу", в начале сочинения я трогательно попрощалась со своей альма матер: "Прощай, гимназия, лицей! Имеешь верных ты друзей. Имей и впредь таких хороших, счастливых, добрых и пригожих друзей, и пусть они тебя не покидают никогда", – вот так начиналось это "нечто". Стыдоба...
Как реагировали родители – не знаю. Не помню, чтобы это они видели, хотя сочинения порой читали. Может, когда-то зарифмовала им открытку (смутно пытаюсь припомнить: фейерверков восторга, разумеется, не было). А когда начала писать – кажется, в десятом классе или что-то вроде того, так и ребенком уже особо не была, да и потуги свои не афишировала. Так что тут поделиться, увы, нечем.
<div style="text-align: center;"> </div>
Евгений Пивень (Эндорфин), г. Николаев
Тут есть один важный факт – я в детстве не любил поэзию. До 13-14 лет абсолютно не интересовался рифмованными строчками, считал их чем-то менее значительным, чем проза. В то же время процесс под названием "выучить стих" мне нравился с младших классов, хотя хорошо декламировать я никогда не умел (да и сейчас, собственно, причём не вижу в этом катастрофы). Получал огромный кайф от запоминания стихов.
Первые воспоминания – возможно, это были стихи-страшилки, эти самые популярные в народе стихотворения о мальчике, который в овраге пулемёт нашёл. Но конкретный текст, наверное, не вспомню, да и в данном случае – это не имеет значения. А вот первый текст, который я осознанно выучил, не для школы, а именно потому, что понравился – это стихотворение Арсения Тарковского "Смерть никто, канцеляристка, дура..." Потом в моём читательском "поле" появились Бодлер, Вознесенский, Бродский, Лина Костенко... Но это произошло уже после того, как я написал первое, такое наивное и детское стихотворение. Оно понравилось моей маме, и она пыталась его исправить: ритмические огрехи, плохие рифмы и т.д., но я помню только неисправленный вариант, вот он:
В одном далёком и прекрасном мире, затерянном в пространстве навсегда, как одинокая гора Памира, жила одна прекрасная звезда.
Она не знала радости и горя и лунный свет был домом для неё, не слышала она, как плещет море, смотрела лишь в сияние своё.
И поняла звезда тогда свою природу, никто не видел тусклый свет её и вдруг она сорвалась с небосвода, лишь яркий след остался от неё.
И тысячи людей тогда смотрели в небо, не зная верить ли своим глазам, ведь это так наивно, так нелепо – пожертвовать собой, чтоб свет дарить низам.
Не каждому ведь может захотеться оставить след свой людям навсегда, у каждого в пустынном мире сердца живёт одна прекрасная звезда.
С тех пор вкусы изменились (наверное, из этого списка только Бродского до сих пор читаю).
А насчёт приобщения детей к поэзии... Нет, не считаю что всегда нужно. Гораздо лучше, когда дети сами приходят к этой "читательской любви". Я никогда не считал, что каждый человек в этом мире обязательно должен любить поэзию (в поэзии вообще никто никому ничего не должен. Точка). Лучше, когда это будет искреннее чувство, не навязанное ни родителями, ни школой, ни сверстниками. Тогда у человека вырабатывается свой вкус, свои ориентиры и своё читательское "поле". Знакомить – да, но не приобщать. Кроме поэзии существует живопись, музыка, кинематограф: кто знает, что больше займёт внимание ребёнка и что ему будет нужнее для развития мировоззрения или просто для получения удовольствия от искусства.
<div style="text-align: center;"> </div>
Алексей Шимановский (Barmaglot), г. Киев
С поэзией связано моё самое первое воспоминание. Мама мыла меня под душем и приговаривала: «Піди, піди, дощику, зварю тобі борщику», чтобы успокоить меня, так как вода была очень холодной. Это было сразу после Чернобыля, мы в экстренном порядке уехали из Киева, и другой воды в наличии не имелось. Мама очень удивилась, когда я вспомнил это через много лет, причем подробно описал плитку, которой в душе был выложен пол. Мне тогда было чуть больше, чем полтора года.
Я был ребенком раннего развития, и в 3 года знал наизусть большие куски из «Доктора Айболита», чуть ли не всю поэму. Кстати, многое помню до сих пор: «А горы все выше, а горы все круче, а горы уходят под самые тучи...».
Вообще с запоминанием стихов у меня не было проблем: в школе никогда не учил их заранее и получал пятерки; чтоб зазубрить, мне хватало десяти минут перед уроком. Так я выучил даже стихотворение Ивана Франка «Каменярі» (которое для многих было кошмаром), и, кажется, вполне успешно его зачитал. У меня всегда была хорошая память, но тут, думаю, играл роль еще и психологический фактор – я не сомневался, что могу выучить, и поэтому мог.
А вот с декламированием дело обстояло весьма посредственно – читал себе и читал. Хотя, однажды учительница русской литературы устроила конкурс чтецов и предложила мне участвовать. Я с радостью согласился, выучил стихотворение, как всегда, за десять минут до выступления, вышел... и не смог произнести ни слова. Брр, не худшее, конечно, воспоминание детства, но, пожалуй, в десятке худших.
В целом же отношение к стихам у меня долгое время было безразлично-уважительным, чуть хуже, чем сейчас к живописи. Я твердо знал, что стихи – это круто, что пишут их титаны и корифеи духа, некоторые стихи мне очень нравились, изредка я даже был способен осознать, насколько это здорово... но на этом и всё. Поэзия была не другом, а приятелем, ему рад, но в нем не нуждаешься.
Любимых (да и нелюбимых) стихов у меня не было. Никогда в детстве не думал, что буду писать стихи.
Правда, к одиннадцатому (или к десятому?) классу всё переменилось коренным образом – в нашей школе организовали концерт, профессиональные артисты читали поэзию Серебряного века. Этот концерт поразил меня до глубины души, с тех пор я люблю Гумилева и Мандельштама, и не меньше поразила прохладная реакция одноклассников: артистов почти освистали. Приблизительно тогда же я прочел «Лісову Пісню» Леси Украинки и решил, что это божественно. В общем, стал я читать стихи вне школьной программы, да и программа, собственно, закончилась. А сам стал впервые рифмовать на пятом курсе института, причем меня заклинило – ходил и каждый день выдавал по стиху, просыпался ночью и записывал, сам себе удивляясь. Стихи оказывались так себе, но становились с каждым разом лучше, а ощущения были такими яркими, что больше всего я боялся, что это вдруг прекратится так же внезапно, как началось.
Когда у меня появятся свои дети, поэзию я им навязывать не буду. Считаю, это должно прийти само или не прийти вообще. Есть, между прочим, замечательные и очень поэтичные в высшем смысле этого слова люди, не читающие и не пишущие стихов. Знаю таких лично. Хотя они, скорее всего, всё о себе врут.
Материал подготовила: Лидия Дзюпина (Босоногая Сказочница)
------------------------------------------------------------------------------- «Когда гении были детьми». Марина Матвеева: воспоминания о детстве и не только.
|
