«Я Б В ПИСАТЕЛИ ПОШЕЛ…»
(Антология–2007)
Сами мы — неместные… То есть хотела сказать, что поэтом я
не являюсь. Потому что писать стихи при большом желании и должном усердии можно
таки научиться, а вот поэтом — надо только родиться. Рождаются — единицы, а
пишут — тьмы, и тьмы, и тьмы… Сами пишем — сами читаем. Похваливаем друг друга,
поругиваем. Такая вот самодостаточность.
Но так ли это плохо, как считают многие? Почему
обязательно должны быть читатели —
сами-не-пишущие, эдакие абсолютные читатели-потребители? Что существенно
изменится в мире, будь это так? Мне могут возразить, что вот, мол, раньше… Но
ведь очевидно: тот пласт социума, который раньше потреблял стихи
(в любом случае — в качестве «развлечения»), сегодня находит себе «зрелища»
позрелищнее: сериалы, различные телешоу, компьютерные игры и т.п. — перечислять
можно долго.
Так что же потеряли поэты
(=стихописатели) с потерей такого читателя? Неужели святую ВЕРУ в то,
что собственным «словом» однажды переиначат мир?! Смешно, ей-богу. Не
переделали раньше, не переделать и теперь. Да и кто сказал, что подобные
«переделки» — к лучшему? Вон в ХIХ веке
русские прозаики критиковали-критиковали окружающую действительность…
Докритиковались. Мир получил Октябрьскую революцию и всё из неё вытекающее. Об
этом ли мечтал тот же Николай Гаврилович, подробно расписывая — что
делать? Так что угомонитесь,
дорогие мои поэты и «поэты», а также остальные что-нибудь-писатели.
Другая больная тема для
страдающих — графомания. Я бы
даже сказала Графомания с большой буквы — так величественно и самоуверенно
царит она на современном поэтическом Олимпе. Факт? Факт. Но опять-таки:
катастрофа ли это мирового масштаба? Почему плохо, если человек, не родившийся
божьей милостью поэтом, все-таки трепещет
душой и пытается этот трепет выразить словами? Как говорил А. Вознесенский,
Можно и не
быть поэтом,
Но нельзя
терпеть, пойми,
Как кричит
полоска света,
Прищемлённая
дверьми!
Неужели лучше, если он от этого душевного беспокойства
возьмет биту и выйдет на вечернюю улицу? Или — при недостатке сил (или духа) — просто допьется до белой
горячки? По мне, так лучше пусть вирши слагает (тренькает на гитаре, малюет
закат etc.).
Впрочем, «страдателей» можно понять. Если бы графоманили
мы втихую, написали стиш — и в стол… Не было бы и проблемы (или
псевдопроблемы). Но нам ведь этого мало! Как только радости-боли души (или скрежет извилин) сложились в слова и предложения (хорошо ещё, если внятные), мы тут же спешим
подарить их МИРУ!!!
Раньше, честное слово, было то же самое… Только
возможностей «подарить» было гораздо меньше. Каких-нибудь 30–40 лет назад
напечататься в журнале или издать книгу для простого смертного было практически
нереальным. Разве что выступить перед миниаудиторией в каком-нибудь завалящем клубе…
Это сейчас самиздатовские (но с ISBNом!) книжки пекутся, как пирожки, только на тираж
раскошелься, — и все дела! Не говоря уже о бесконечных интернетовских сайтах. А
ещё есть поэтические фестивали, на которых можно даже заполучить какое-нибудь
лауреатство… Не, жить стало лучше,
господа, жить стало веселее. А если вдруг не печатают нас в журналах — и тут
есть выход: скидываемся по копеечке — и в братскую могилу. То есть в альманах
какой-нибудь. Или антологию…
Так случилось и в этот раз.
И вот перед нами —
свежеиспеченная «Антологія
сучасної новелістики та лірики України – 2007». При её
издании ни цензуры (слава Богу!), ни
какого-то особого редакторского отбора, по всей видимости, не было. Каждый, кто
посчитал себя «сучасным»
новеллистом или лириком, отправил, ничтоже сумняшеся, свои нетленки издателю. И
вот мы — здесь! Поэты-прозаики? Или графоманы-эпигоны? Если принять за аксиому,
что истинных поэтов
(музыкантов, художников)
рождается один на миллион
(условно), то ответ очевиден.
Пожалуйста, не задавайте вопроса — кому же тогда ЭТО
нужно?! Это нужно нам, «написателям». К тому же мы великодушны, и можем не
только полюбоваться на свои творения, но и почитать соседствующие. То есть и
самим приятно, и соседи не обделены вниманием…
Поверьте, я не юродствую. Возможно, чуть гиперболизирую, но по сути —
так оно и есть. Правда, читаем «соседей» мы по-разному. Чаще всего — чтобы ещё раз схватиться за
голову (ах, графомания, ах, какой кошмар), подчиняясь при этом извечному закону
— «в своем глазу бревна не замечая», иногда — все-таки радуемся, что
брату-сочинителю где-то как-то что-то удалось…
И тут есть два важных момента. Первое: уровень
«недопоэтов» тоже ведь разный — бывают даже
гениальные графоманы, если вы помните! И второе. Чаще всего мы, даже
самые искушенные читатели-писатели, судим о том, что является поэзией, а что
нет, исключительно в силу своих представлений об этом или даже просто полагаясь
на собственные «ощущения», так сказать. Я не исключение. И если в своих
«писательских» способностях перманентно сомневаюсь, то вот читательских — у
меня никому не отнять! Уж я-то точно знаю, где
поэзия, а где — только рядом
лежало!
Но вот слышу мнение уважаемого человека («Плохо и
недопустимо <…> Хорошо и допустимо…»), не совсем совпадающее с моим
собственным, — и грустно улыбаюсь. Да что там, — смеюсь!!! Над ним, над собой,
— над всеми нами… И именно потому не позволяю себе — «это хорошо», «это плохо»;
исключительно — «это мне нравится». А о том, что «не нравится» — как правило,
предпочитаю промолчать.
Но не сегодня! Очень уж
проникновенными оказались отдельные строки и даже страницы в
новенькой «Антологии»…
Во чреве
антихриста выносит мать,
И вскормит
грудями, то надо признать…
— читаю на стр. 72. Представив, как антихриста вскармливают грудями,
понимаю, что картина ужаса автору вполне удалась — то надо признать. Дальше
полегче, правда: «Он духа во чреве, уже не святого, // По умолчанию, что тут
такого?» Действительно — что тут такого? По умолчанию же ведь…
На 85-й странице автор ждёт «вновь // Святой поэзии
мгновенья!»:
И пью я их
взахлёб, когда
Иль днём,
иль ночью постучатся,
И хлынет
слов поток тогда,
И мысли
вихрем закружатся!
Не знаю, как насчет
потока слов, но Святой
поэзии читателю здесь дождаться уж
точно не придется, увы…
Не успела я оклематься от одних словопотоков, как на
114-й меня подстерегли новые:
Всё былины
да сказанья!
Сладкий мёд
от них струит.
Просто поражаешься суперпоэтическому открытию: мёд-то,
оказывается, сладкий! Но самое главное — психическое спокойствие читателя
подвергнуто реальной опасности: стоит только ему вообразить, как от былин да
сказаний — струит сладкий мёд!.. Словом, если б струил хотя бы
солёный, что ли, я б так не переживала.
А вот начиная со 115-й, можно цитировать подряд все пять
страниц, отданные на откуп «авторке» сборника «Песня сердца». Говорящее
название, однако. Тут удивляют рифмы, ритмы, формы слов, ударения в них… Но
содержание переплёвывает любую форму:
Я пошла по
следам мечты.
Непростое
нас ждет скитанье.
По тропе той
отправишься,
Исполняя
земное призванье.
Стойкое впечатление: автор никогда в жизни не читал
никого из поэтов. Иначе всё это — просто необъяснимо…
Но, как говорил Уильям Блейк, «способность удивляться и
восхищаться — первая ступенька к познанию, тогда как скептицизм и насмешливость
— первый шаг к деградации»!
Я очень старалась, и мои труды увенчались успехом: таки
энное количество строк и строф сборника достойны… ну пусть так и будет —
восхищения. Итак, «по рангу» размещения в «Антологии».
Павел Бессонов:
Серого цвета
рассвет, а ведь был голубым.
Но не
уверен, что это природы загадка.
Просто
жирнее и гуще над домнами дым,
В чашке воды
кипячёной всё больше осадка.
Бывает зарифмованная гражданская позиция, а бывает — гражданская
лирика. «Почувствуйте разницу!»
Ольга Подлесная:
Вы видели,
как тают облака,
беззвучно и
бесследно растворяясь
в голубизне?
О, если б так легка
была нам
смерть — горчайшее из таинств…
Иногда любые комментарии хуже, чем просто лишние, — и это
именно тот случай.Не всё безупречно на страничках Елены Морозовой, но «Улочка в Покхаре» удалась без сомнения!
Под баньяном
раскидистым купишь заморских фруктов,
Fresh-салат по-тибетски мой с бабочкой из моркови.
И в
полуденный зной эта улочка сходит с рук мне,
инородке,
взращенной судьбою на русском слове.
Из картинки заката, нарисованной Сергеем Ердяковым:
Вишнёво-алую
стезю граня,
свет из
печурки стелется упруго.
Горчит зима,
и на исходе дня,
мешая снег с
листвой, петляет вьюга.
Можно было бы, конечно, придраться к стезе,
но не хочется…
У Снежаны
Малышевой настолько цельно
каждое отдельное стихотворение, что трудно выделить строфы, не боясь разрушить
впечатление. Попробую:
А навстречу
летят доберманы,
Острой мордой
прицелившись в пах.
И экраны,
повсюду экраны,
И в глазах
только страх, только страх.
Пианино без
клавиш чернеют.
Музыканты
забыли про звук.
Их костры
больше души не греют.
Всё — разлука,
и встречи разлук…
Вопрос — что за
костры? — можно оставить без
внимания. Остальное перевешивает.
Александр Белоус:
Не страшны
познающему
нежить, брюзжанье, опала,
ибо пафос
движенья
к неложной ведет красоте.
Вот тяжёлое
слово
под честным пером заблистало
путеводной
звездой
на заждавшемся чистом листе.
Пусть смысл банален, но, надо признать, уложен в форму не
без изящества.
Гуляя по Осколу, Алла
Сыса видит, безусловно своё:
Здесь свет и
тайна, небо и вода,
И тишину
сверчки на части пилят.
Я трелями
прострелена навылет,
И в дыры
истекает суета.
Околополитических стихов в сборнике раз–два — и обчелся.
Особенно радует, что Владимиру
Дмитрику удалось свои взгляды
выразить не просто рифмованной прозой, — строчки цепляют не только рассудок, но
и чувства:
Дырявые донья дней…
Понимаешь? —
Ни капли влаги.
Пало что-то
и покатилось
по моей
Независимости,
и твоей.
И валялось
на площади сердце, бледнея…
Не устаю повторять на студии, что вместо слов-называний в поэзии надо уметь создать задуманный образ.
Идеальный пример — строчки Вячеслава
Пасенюка:
По углам, где
висит словьё,
пауки пасут
паучих.
Вот и ты
получил своё,
вот и ты
своё получил.
Из далёких и
ближних мест,
не придёт
никто, не спасёт.
Под звездой,
что одна, как перст,
сладко пить,
забывая всё.
Разве способно безликое слово «одиночество» вызвать такой
же душевный резонанс?!
К стихам Марины
Матвеевой можно относиться
по-разному, но только не равнодушно:
— Мамочка,
слышишь, я все-
рьез:
душу не
греет мне твой плед…
Если б
у Господа
был
пёс,
он бы нашёл
тот потерянный след…
Неоднозначна, но небезынтересна и гражданская лирика Николая Кузёмского:
Помолюсь
за сирых
и бездольных.
За страну.
За попранную
честь.
Гордых.
И коленопреклонённых.
Принимаю
жизнь —
какая есть.
Вот, пожалуй, и всё. В целом же «Антология», несмотря на
яркую глянцевую обложку и немалую толщину, получилась невзрачной, серенькой. За
исключением упомянутых выше авторов, всё остальное (речь о русскоязычных
стихотворных текстах) выглядит написанным одной рукой. И душой… Всё-таки
отсутствие редакторского отбора (да и элементарной корректуры) сводит на нет
всю внешнюю «солидность» издания. И как-то не очень хочется, чтобы о
современной литературе Украины судили по этому сборнику…
|