<div style="text-align: center;"> </div>
10 сентября - день рождения русского поэта, музыканта, лидера группы «Гражданская Оборона», которого не стало три года назад, Егора Летова. В одной из ранних композиций, с которой по мелодичности может сравниться только звук перфораторной дрели, Егор Летев пел: «Всё, что не анархия, то фашизм!» Воспринимать эти слова буквально — ошибка. Песни Летова — не манифесты, а метафизическая рефлексия над обществом и человеком.
Но сколько бы Летов ни отказывался в интервью от политических самоопределений и какие бы ярлыки в других интервью на себя ни вешал, его творчество проникнуто духом анархизма.
«Гражданская оборона» — самое оригинальное, чем разродилась русская земля в рок-музыке. Столь милый нам русский рок был в силу объективных причин крайне подражательным. Плагиат наполнялся национальным содержанием, в нём гостила русская душа, но с точки зрения музыкальной и стилистической русский рок был и остаётся явлением вторичным. Но только не в случае с «Гражданской обороной»! Егор Летов, создатель и идеолог легендарной группы, никогда не копировал чей-то стиль. Одно время он говорил, что ему близка психоделика 60-х, но это влияние не было определяющим.
Тот шум, который производила группа «Гражданская оборона», вообще сложно назвать каким-то музыкальным стилем. В каком стиле ревут локомотивы, лупящие через полустанок? В каком стиле бьёт по ушам яростный ветер или орут ополоумевшие обезьяны? Или скрежещут безнадёжные тормоза? В музыкальном стиле Егора Летова, который в строгом смысле и музыкой не является. Музыка в классическом понимании требует гармонии, мелодики. А гармония — это последнее, что хотел производить Летов. Он ставил перед собой задачу не развлекать публику, а пугать, показывать, что под плёнкой нашего благополучия лежит страшный мир.
Трудно передать своими словами мысли Летова. Да у него и нет никаких мыслей. Весь смысл его песен — в метафизической бурливой жизни слов. И слова не связаны логикой. Они выстраиваются по тому же закону, что и пузыри над бурлящим маслом. Шипят. Стреляют. Дымят. Но за этой ослепительной и пугающей жизнью слов стоят очень конкретные левые идеалы, глубоко укоренённые в культуру. В духовно обеспокоенную русскую культуру.
Летовское творчество, как творчество всех великих русских писателей и мыслителей, — мучительный поиск истины. И это правдоискательство ему дороже счастья, славы и богатства. Правдоискательство — его солдатский долг. Именно поэтому мы можем говорить, что «Гражданская оборона» — наиболее оригинальное и национальное явление в русской музыке. Гораздо более русское, чем ансамбль «Золотое кольцо» или Надежда Бабкина со всей казацкой удалью.
Как принято у русских поэтов и писателей философского направления, Егор Летов в познании и описании мира утверждает приоритет интуитивного над рациональным.
Гражданская оборона. Евангелие
Законы бытия не схватываются разумом. Если «от ума», значит «по дурости». Мир постигается Егором Летовым где-то по ту сторону слов. Поэтому все образы его — недовоплотившиеся образы, застывшие перед самым порогом своего рождения, за секунду до того, чтобы стать понятными, стать «как у людей». А в целом творчество Летова — это упрямое воспроизведение ограниченного набора лейтмотивов, которые кочуют из альбома в альбом, наполняясь новыми обертонами и новыми шумами.
Свобода. Смерть. Система
Первый из них — свобода. Свобода понимается как высшая цель жизни, которая, однако, остаётся недостижимой. Человек вынужден каждое утро просыпаться и каждый вечер засыпать внутри своего неповоротливого тела. И как бы далеко он ни зашёл, он всегда останется «за решёткой» этого мира. Пусть даже лучшего из миров. Летов переживает свободу как трагедию. Свобода, которая на первых порах кажется человеку «торжеством», если не останавливаться на достигнутом, неминуемо оборачивается «поражением».
С этим связан другой лейтмотив творчества Летова — смерть как освобождение. Исследование смерти составляет самые гениальные и самые страшные озарения Летова, в которых человек мечется между суицидом, некрофилией и почти тайной мечтой о вечной жизни, кружится в пляске смерти. Из темы смерти рождается неповторимая пугающая эстетика «Гражданской обороны».
Культуре свойственно отгораживаться от смерти и страданий. Культура воротит нос. Она табуирует эти неприятные темы, загоняя их в глубину человеческого бессознательного, где они превращаются в демонов. Летов, напротив, последовательно, как бесстрастный патологоанатом, препарирует тему смерти, аккуратно раскладывает и классифицирует все её проявления за скрипучими дверями своей творческой лаборатории. Смерть становится его лучшим другом, она дарит ему надежду, она делает его сильней. А нас превращает в заворожённых зрителей анатомического театра.
Следующая принципиально важная тема «Гражданской обороны» — борьба с Системой. Речь идёт не о государстве, а о социальной реальности в широком смысле. О цивилизации, построенной на отчуждении и репрессии. В этом контексте Летов не делает различия между социализмом позднесоветского периода, своим врагом восьмидесятых, и капитализмом новой России, врагом девяностых и нулевых годов.
Отличаясь отношением к собственности, к социальной политике, политическими ценностями и конечными целями, и социалистический и капиталистический строй были построены по принципу власти, доминирования и подчинения. Разные с политической точки зрения, они были одинаковыми с точки зрения метафизической. Вся цивилизация, по Летову, представляет собой репрессивную структуру, мировая история — это история подавления. Поэтому «всё, что не анархия, то фашизм». Логика проста. Система противопоставлена свободе. И пока существует Система, в любом обличье, Летов «будет против».
В песнях «ГрОба» не раскрывается тема любви. Если вся мировая литература о любви, то Летова нужно причислять скорее к философам, чем к поэтам. Отсутствие любви удивительно ладно укладывается в летовскую картину мира. Любовь — это свободное чувство. Самое свободное. В мире, построенном на отношениях доминирования и подчинения, она невозможна. Если любовь существует в поле властных отношений, она симуляционна. И неважно, осознают это влюблённые или нет.
Отсутствие любви Летов тоже переживает как метафизическую трагедию. Обрести любовь можно только за рамками этого мира, по ту сторону принципа власти. Поэтому, когда Летов смягчает свой боевой рёв, когда в его голосе начинает звучать нежность, объект этой нежности всегда оказывается где-то «на другом берегу».
Государство
Егор Летов в своей жизни несколько раз пытался поучаствовать в политике, но всегда покидал её «как пожарище». Обожжённый и зарекающийся. И российская политика виновата в этом лишь отчасти. Политическое сознание Летова на сто процентов реактивно. Непонятно, к чему он вообще стремился, вооружаясь против ветряных мельниц современной цивилизации, ведь строить какую-то конструктивную программу на фундаменте летовского миросозерцания — всё равно что небоскрёб в бесконечном болоте.
Гражданская оборона. Государство
Как бы ни рычал Летов в микрофон, его анархизм не носит революционного характера. Базовая интуиция, что достижение свободы в мире невозможно, накладывает отпечаток безысходности на политическую лирику «Гражданской обороны».
Хрестоматийный пример — текст песни «Государство» (1988).
Отрицание государства объединяет всех анархистов. Государство понимается ими как антитеза свободы личности, как институт попрания человеческого достоинства, угнетения народов, как синоним репрессии. Анархисты XIX и XX веков немало преуспели в критике государства. Все они, анархо-индивидуалисты, анархо-коммунисты, анархо-синдикалисты, призывали разрушить государство.
По мнению большинства анархистов, особенно русских, Михаила Бакунина, Петра Кропоткина, свободные люди сами в силах организовать хозяйственную жизнь. Людям свойственна взаимопомощь и солидарность, а государство испокон века лишь ссорило нации и разделяло народ, чтобы грабить его и эксплуатировать. Уничтожить государство, и сразу всё изменится к лучшему!
Егор Летов настроен не так благодушно. Он поёт: «Запрятанный за углом / Убитый помойным ведром / Добровольно ушедший в подвал / Заранее обречённый на полнейший провал / Я убил в себе государство».
Оставим богатую метафору помойного ведра, обратимся к двум последним строкам. Бунт против государства и попытка разрушения государства обречены на поражение. Не потому, что государство сильно. Вся репрессивная и властная система государства с администрациями, судами, полициями и тюрьмами отнюдь не так прочна, как можно подумать, глядя в глаза чиновника. Проблема в том, что сам человек переполнен институтами власти.
То, что человек с охотой передоверяет свою судьбу государству, его схемам и институтам, потому что не хочет брать ответственность на себя, не новость. Большинству населения гораздо уютней жить в рабстве и безответственности, чем на колючем ветру свободы. И пока это так, государство будет существовать.
Но есть и другая проблема. С ней сталкивался любой, кому в жизни удалось на какое-то время стать начальником. В тот день, когда он получил в подчинение людей, когда от его решения стало многое и многие зависеть, мир к нему изменился. Подобрел. Улыбнулся. Расцвёл. Как будто вчера пейзаж за окном был «экранкой», а сегодня вышел на DVD. Девушки стали подмигивать, уважаемые господа — прочувствованно жать руки. В этот момент счастливцу очень легко поддаться сладостному самообману, поверить, что улыбаются и жмут руки его талантам, которые столько лет никто не замечал и вот наконец, чёрт возьми, уже никто не осмелится оспорить.
С этого момента новоявленный начальник начинает привыкать к своему властному статусу и скоро уже не хочет знать никаких отношений между людьми, кроме господства и подчинения. Государство переполняет его, заливает до краёв, становится его внутренним содержанием. Порабощает и лишает человеческого облика. По ощущению Летова, такое внутреннее государство гораздо опасней внешнего. Именно поэтому последней фразой песни становится призыв: «Убей в себе государство».
Сопливые оптимисты призывают уничтожить «государство как государство», трагические реалисты, умудрённые книгами и психоделическим опытом, выдавливают его из себя. И рецепт освобождения один — подавлять свою волю к власти и заставлять себя быть ответственным.
Христос
В творчестве Летова есть одна недооценённая тема, тоненький мотивчик, почти неслышный за гулом маршей. Мотив религиозный. И Летов раскрывает его тоже очень по-русски, в русле толстовского непротивленческого анархизма. Лучшая иллюстрация — песня «Евангелие» (1993).
Предположим, что эту песню взялся прокомментировать сам граф Лев Николаевич Толстой.
«Зоркие окна / Кто согреет зоркие окна? / Пожалей беззвучными словами / Своего оловянного Христа», — поёт Егор Летов.
Все верующие знают заповеди Христа, так бы начал граф Толстой, но все считают их невыполнимыми. Все христиане слышали заветы Нагорной проповеди, но высокие слова о подставлении щеки, отдаче рубахи, примирении с врагами и любви к врагам представляется современным людям лишь красивой метафорой. Христос — сам метафора, оловянный крестик на шее.
«Беглые тени / Кто поймает беглые тени? / Спеленай надёжными цепями / Своего безнадёжного Христа».
Мы верим в Нагорную проповедь лишь в том только смысле, что это есть идеал, к которому должно стремиться человечество, идеал, который достигается молитвою и верою в искупление и в воскресение из мёртвых. Выполнение же заповедей буквально, мол, сказано: «Возлюби ближнего» — возлюби; сказано: «Обрати другую щёку» — обрати; сказано: «Просящему у тебя дай» — дай, — невозможно. Христос — безнадёжный романтик.
«Скользкие вены / Скользкие тревожные вены / Поцелуй холодными губами / Своего зазеркального Христа».
При всём уважении к Христу, всё, что нас окружает: спокойствие, безопасность наша и семьи, наша собственность — всё построено на законе, отвергнутом Христом, на законе «зуб за зуб». Больше того, всё зло людское: осуждение людей, казни, войны — всё это оправдывалось и оправдывается церковью.
А что нам делать? И что делать нашей церкви? Как можно не «противиться» плохим людям? Тогда они доставят нам столько страданий. Как можно «не судить»? Отказаться от судов, которые противостоят злым людям, берегут нас и нашу собственность от злых людей? Мы устроили всю свою жизнь на тех самых основах, которые Христос отрицает.
«Круглое небо / Кто накажет круглое небо? / Задуши послушными руками / Своего непослушного Христа».
Чтобы «нормально функционировать» в этом мире, нужно как-то нейтрализовать «непослушного» Христа. Адаптировать. Вот печальный вывод Егора Летова.
Таков основной перечень тем летовского творчества. Наверное, их ровно столько, сколько нужно рок-легенде — философу. Чуть больше, и он превратился бы в Жан-Поля Сартра.
Стиль «Гражданской обороны», пожалуй, именно такой, какой может адекватно передать хрипы и хохот больного времени, вывернутых из суставов десятилетий.
А анархия, наверное, и в правду лучшая альтернатива фашизму.
Автор: Борис Прокудин
|