<div style="text-align: center;"> </div>
Андрей Краснящих
БЫТЬ БРУНО ШУЛЬЦЕМ
12 июля исполнилось 120 лет польскому писателю из украинского Дрогобыча Бруно Шульцу, классику мирового модернизма. Писателю хорошо быть Бруно Шульцем: родиться в благословенном захолустье - центре вселенной; евреем; окончить политехнику, неважно какой факультет, строительный; учиться живописи в Вене, выставляться в столицах, быть обвинённым в порнографии в Трускавце; работать учителем рисования и ручного труда в местной гимназии, где никто ничего; надолго не уезжать, потому что пишется - здесь; писать о детстве, о своём городе как о выдуманном; сочинять рассказы (не романы), выпустить первую книжку в сорок один, успешную, вторую в сорок пять, провальную, обе гениальные, - и всё, пропавшее не считается; погибнуть в пятьдесят (не тридцать семь). У Бруно Шульца идеальная писательская судьба.
<div style="text-align: center;"> </div>
Бруно Шульц. Автопортрет
Хватает ли её, чтобы потом стать главной достопримечательностью города, чтобы три страны перегрызлись за право назвать тебя своим классиком, и одна из них взяла и выкрала твои фрески, а Верховная Рада другой, никогда тебя не читавшая, а если бы, то ничего и не понявшая, приняла постановление о торжествах к твоему юбилею? В принципе, с головой, - если забыть об «уникальном даре в любых условиях и положениях метафоризировать мир в его самых потайных и труднодоступных местах» - как было бы написано в формулировке Нобелевской премии, если б её ему случайно дали.
«Моя фантазия, форма или писательская мина питают слабость к аберрации в направлении насмешки, буффонады, самоиронии». Его, как и всех модернистов, нельзя считать несмешным писателем. Кафка, которого он переводил на польский, Пруст, с которым его не по-хорошему сравнивали, отказываясь публиковать в советской печати, наверняка им читанные Джойс и Звево орудуют смехом как инструментом воссоздания мира, выковыривая хитреца из тех мест, куда он прячется. И Шульц тоже, коронная шульцевская метафора - смеховая; если настроиться неправильно и читать всерьёз, ничего не получится. «…балконы исповедовали небу свою пустоту», «В скрыне на соломе лежала дурочка Марыська, бледная, как облатка, и тихая, как рукавица, из которой ушла жизнь», «…и лицо опять заотсутствовало, забыло себя, расточилось», «Дни твердели от холода и скуки, как прошлогодние караваи хлеба. Их надрезaли тупыми ножами, без аппетита, с ленивой сонливостью» («Коричные лавки», пер. А. Эппеля). Метафора убойной силы.
<div style="text-align: center;"> </div>
Памятная табличка на доме Бруно Шульца
Наименее доступно то, что под рукой, что не глядя хватаешь сразу, и оно с пылу с жару обжигает. Приходится долго дуть, и это не совсем то, что нужно литературе. Но и не брать нельзя: отказ, борьба - слишком живая форма участия, есть другие. Если семья - брат, его жена и дети - считает тебя позором, балбесом и идиотом, к чему спор - скоро твои идиотские рассказы будут их кормить; закрыться и не выходить из своей комнаты, только на работу. Если то же самое на работе - работать. Перейти в католичество, если требует невеста, - там красивые ритуалы. Нормальный откуп, налог, чтобы оставаться с самим собой.
То же с портретом Сталина на ратуше, когда придёт Советская власть, - и с картиной «Освобождение народа Западной Украины», за которую - украинский национализм, много жёлтого и синего - арестуют. То же - когда придут фашисты. Гетто, «полезный еврей», портреты гестаповцев, стенопись в их особняках, казино, столовой, школе верховой езды.
«Тут Вы, пани, ошибаетесь, когда считаете, что для творчества необходимо страдание. Это старая истёртая схема — иногда, может быть, верная, но в моём случае — нет. Я нуждаюсь в хорошей тишине, в чуточке тайной, питательной радости, в созерцательной жажде тишины, хорошего настроения. Страдать я не умею». Решиться наконец на побег - из Дрогобыча; передать весь архив, рукописи, рисунки «какому-то католику за стенами гетто», раздобыть фальшивые документы, деньги, в день побега по дороге зайти в юденрат за хлебом. Попасть под карательную акцию, «Dreh dich um!» («Отвернись!»), две пули в затылок.
<div style="text-align: center;"> </div>
Место гибели Бруно Шульца
«Материя шуток не понимает. Она всегда исполнена трагического достоинства. Кто решится помыслить, что можно играть с материей, что позволительно формообразовывать её шутки ради, что шутка не срастается с ней, не въедается тотчас, как судьба, как предопределение?» («Трактат о манекенах. Продолжение» - «Коричные лавки»).
Бруно Щульц (1892-1942) Bruno Schulz. Рисунки, фрески, фотографии.
|
