<div style="text-align: center;">$IMAGE1$</div>
11 декабря 1918 года родился Александр Солженицын, один из самых влиятельных русских писателей XX века.
Кем был, каким был покойный Александр Исаевич?
Вопрос этот тысячи раз ещё изучат на тёплых кафедрах и холодных кухнях. Для одних он так и останется фантомной болью словесности, косноязычным нобелевским генералом, морщинистым мешком с вечно пыльного иконостаса литературных классиков средней школы. Для других — рыцарем самоотверженной борьбы за русскую родину.
Как бы ни сложилась дальнейшая писательская судьба, сегодняшний Александр Исаевич несёт посмертную вахту вымученного литпамятника, каменноликого учителя жизни, железного дровосека, прорубившего творческий путь промеж «плохим» советским и «хорошим» антисоветским «обществом». Личные заслуги Солженицына перед новейшей историей неоспоримы, тома «Архипелага ГУЛАГ» и «Красного колеса» вынесли мозги советской интеллигенции, вернуть вещество на место Александр Исаевич пытался всю оставшуюся жизнь, не вышло, а теперь поздно.
Читать его (с учётом введения в образовательную обязаловку) будут всё меньше и меньше, ну и лучше понимать, как ни парадоксально, станут «те, кому надо». Александр Исаевич ни капли не обидится — мало кто, как он, умел выдержать олимпийскую позу и в пору международного триумфа, и в смертный час читательского равнодушия.
Так было не всегда: творчество его можно разделить на три этапа. Первый, умеренно популярный, оттепельный, советский, наиболее прозаический, — «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор», «Бодался телёнок с дубом». Решительно рекомендую молодёжи! Второй, главный, диссидентский и шумный, — от «В круге первом» до «Архипелага ГУЛАГ» — филологам и въедливым человековедам. Последний, посттриумфальный, публицистический, — от «Красного колеса» и статей в перестроечной прессе до «200 лет вместе». Сюда историкам, начинающим конспирологам и криптоаналитикам.
В целом тяжёл и непрост весь Солженицын не только для обывателя. Профессионально заниматься им ? значит заниматься коллективной терапией (заинтересованных лиц можно отослать и к мелодраматичной биографии солженицыноведа Людмилы Сараскиной [ЖЗЛ, издательство «Молодая гвардия», 2009], и к остроумной критике солженицыноблюстителя философа Дмитрия Галковского [«80 лет вместо»], и к внимательному психоаналитическому разбору, которому ещё при жизни Солженицына подверг его Олег Давыдов ). Нам же наиболее любопытной представляется посмертная судьба общественно значимой ипостаси персонажа.
Вынесет ли покойный крест «Айболита всея Руси»? Нуждается ли страна в его идеях и заботах? Вопрос открыт. Больной выздоравливает либо помирает, просроченные пилюли летят в мусор, идеи ни минуты не вечны, вечны вопросы. Иногда банальные, иногда фантастические — как в случае Солженицына, отмахавшего жизненную дорогу размашистым шагом советского Мюнхгаузена.
Боевым офицером в конец войны он подставляется под арест открытой руганью Ленина — Сталина в подцензурной переписке, в лагере оперативно излечивается от рака, в ссылке помощью Божьей — от метастаз. Умирает спустя полвека, диссидирует вплоть до краха страны и ни разу после. Это внешний контур, внутри — россыпь анекдотов помельче. Например: выдумывает себе служившего в царской армии папу (в армейских архивах не значится), заказывает разбомбить, а позже сберечь Союз, но отдать Курилы. Настоящий мученик и стопроцентный реалист Шаламов отказывает лихому чудаку в праве поднимать тему ГУЛАГа.
Считать ли «Архипелаг» большой национальной правдой — вопрос дискуссионный, но другой нет и, видимо, не будет. Полагаю, что вещь просто ещё не дописана: ей не хватает съедобного послесловия, в котором бухучёт пыток, смертей, бунтов, провокаций, утилизации жертв советского террора был бы дополнен образом лирического героя. Чьими глазами мы, собственно, всё это видим, чьей кожей ощущаем? В качестве рабочей модели любопытен психоанализ Олега Давыдова (см. ссылку выше), там сказано немало, но всё-таки недостаточно. Нужна не одна ещё экспертиза личности, главным продуктом жизнедеятельности которой стала самая чёрная книга русской литературы.
Работа и с догулажьим Солженицыным — затея травмоопасная. Ещё в «Круге первом» (об этом подробно пишет Давыдов в статье «Квадратура круга») он на все лады декламирует, что стать Настоящим Человеком можно только в неволе, что «вольняшка» — недозэк, тело без души… Такие вот тела с приставкой «недо-» массово и упорно утилизирует его «Архипелаг». Складывается впечатление, что «не умеющие сидеть» — попросту несвоевременные, лишние люди, не нужные ни Родине, ни ГУЛАГу, ни Сталину, заказаны «теми, кто умеет».
Но я всё же не спешил бы обвинять Солженицына в преступном сговоре с упомянутой тройкой. Скорее, им двигала национальная страсть к художеству с безобразием, только тянуло автора не в жар разгула, а в прямо противоположную сторону. Солженицына завораживала машинерия государственного террора настолько, что он уверовал в её высокий нечеловеческий смысл и ринулся в молотильню, чтобы вырвать его себе.
Вырвал, доказал: русский советский человек (обрубленные корни, зауженные горизонты, депрессивная среда, недостаток солнца и витаминов) может всё. Мы говорим — ГУЛАГ, подразумеваем ? Солженицын, мы говорим — Солженицын, подразумеваем ? ГУЛАГ. Книга — артефакт цены, заплаченной за неё автором: мечтательный прожектёр «телёнок» Саша, добровольный мученик ГУЛАГа, стал куклой. Рассказав об этом превращении, автор-кукловод небезосновательно уверился в своём окончательном творческом бессмертии на Западе. Там оценили: превратить свою жизнь в тюремную биографию и вылепить из неё биографию шестой части суши… во имя чего? Там не понять.
Солженицын надписывает «Архипелаг»: «Посвящаю всем, кому не хватило жизни об этом рассказать…» Как если бы кто-то ещё был способен вытащить из ада лично пережитых и виденных мук перечни фамилий, лагерей, процессов и экзекуций… чтоб стать прописью для «мальчиков иных эпох», каким-то антисоветским иероглифом, с высокомерием пялящимся в лица замученных соотечественников не то глазком лагерного сортира, не то звёздным прицелом кремлёвской башни… Этого надо крепко нечеловечески захотеть!
Он и захотел. Как будто ГУЛАГ был придуман специально для его личной дотошной энциклопедии и прочих «учений». Такого железного конкистадора, каким пожелал, запечатлел и сотворил из себя очень русский Солженицын, нам ещё предстоит раскопать, разгадать и собрать заново для решения насущных проблем выживания. Иначе ничего не разобрать ни в смысле ГУЛАГа, ни в идее пореформенной России, как и ранее, одержимой поголовьем преданных «службе» живодёров и упорно отзывающейся на одно-единственное имя: Сталин.
А стоило бы: и Солженицын. Только что же нам дальше с дорогим Александром Исаевичем делать, где и как нам с ним, неуживчивым, пыльным, далее «жить не по лжи»?
А вот что и как. В целях реабилитации славного исторического имени предлагаю учредить сеть нравственных коммерческих университетов имени А.И. Солженицына, где станут учиться и учиться «не по лжи» прямые юридические наследники и бенефициары страны ГУЛАГа. Верю, что на тучных костях верных неопартийных солженицынцев нарастёт мускулистая плоть космопорта СОЛЖ, с площадок которого распахнутся горизонты, не затуманенные скорбной памятью «проклятого советского прошлого».
Алексей Коленский
|