<div style="text-align: center;"> </div>
27 мая рок-поэту Александру Башлачёву исполнился бы 51 год
Роман Сенчин
Не ко двору Башлачёв сегодняшней культуре и всему, что её окружает, не подходит он и единогласной, казарменно бодрой модели, которую пропагандируют архитекторы жизни. Башлачёвские песни, написанные четверть века назад, вполне могут войти (или уже входят) в разряд нерекомендуемых к публичному исполнению.
В последние годы часто приходится встречать такое утверждение: мы оглушены информацией. На мой взгляд, утверждение справедливое. И в этом наверняка причина нашей глухоты к появлению новых настоящих произведений искусства, литературы, к произнесённому настоящему слову, да и здорово укорачивается память от этой оглушённости — мы многое забываем, оказываясь в сложных ситуациях незащищёнными, без поддержки опыта прошлого. Живём, словно первые и единственные люди на земле, пробиваясь вперёд сквозь шквал пёстрых новостей, бесконечных хитов, блокбастеров, бестселлеров, обманок-реклам. Иногда реагируем на самое-самое, но чаще затыкаем уши, зажмуриваем глаза, чтобы не сбиться с пути — с пути, мало нами самими различимого.
...Сейчас сложно и почти невозможно вспомнить, представить, как жили люди, особенно молодёжь, в начале 1980-х. Уже веяло грядущими переменами на родине, докатывались отзвуки неких других миров, другой литературы, музыки, других общественных отношений. Но всё равно сохранялась атмосфера закупоренности, удушливости, безысходности. Ожидания нового сменялись вымученной весёлостью, а эта весёлость — апатией. Недаром те годы в среде контркультурщиков получили определения: Эпоха великого стёба, затем Эпоха великого облома...
Стёб был в конце 70-х — начале 80-х, во времена относительной свободы, точнее непринимания всерьёз контркультуры, а потом, когда «неформалами» занялись, — грубо говоря, при Андропове и Черненко — наступил Облом. Рок-музыка стала занятием опасным, устройство концертов — уголовно наказуемым преступлением.
Но именно тот период, а точнее 1984 год, стал, на мой взгляд, самым важным годом советского (потом его назвали русским) рока. От стёба он перешёл к серьёзности.
«Дайте мне ночь, дайте мне час,Дайте шанс сделать что-то из нас —Иначе всё, что вам будет слышно, Это «что вам угодно?» —
призывал Борис Гребенщиков товарищей из «служебных комнат». А Майк Науменко объявил о своём неучастии в общей жизни, о недвижении вперёд:
Машина обгоняет машину,И каждый спешит по делам,Все что-то продают, все что-то покупают,Постоянно спорят по пустякам.
А я встречаю восход, я провожаю закат,Я вижу мир во всей его красе,Я удобно обитаю посредине дороги,Сидя на белой полосе.
В тот год с роком началась борьба всерьёз, но тогда же были записаны знаковые альбомы «Периферия» группы ДДТ, «Начальник Камчатки» «Кино», «Крематорий II» «Крематория», «Нервная ночь» Константина Кинчева, дали первый концерт «Звуки Му»... В тот год рок-Россия узнала Александра Башлачёва. Пусть сначала это были несколько десятков человек.
...Башлачёва пытались делить между собой и барды, и рокеры, запоздало включали в свой цех профессиональные поэты. На мой взгляд, как не вписывался Высоцкий в сообщество бардов, так не был там своим и Башлачёв. Он выбрал рок-культуру, когда приехал в Москву, а оттуда в Ленинград, и песни его были для той протестующей молодёжи, что томилась и перекипала в атмосфере 84-го года. Ощущение удушья, тесноты, обречённости сквозит в каждой строке «Мёртвого сезона», «Рыбного дня», «Минуты молчания», «Сегодняшний день ничего не меняет...», «Палаты № 6», «Чёрных дыр»...
Нелепо всё то, что могло нам присниться,Но мы разрешали друг другу мечтать.Мы ждали появленья невиданной птицы,Способной красиво и быстро летать.
Казалось, что сказка становится былью,И всё остальное смешно и старо,Что птица расправит могучие крыльяИ, может быть, сверху уронит перо.
Весь мир удивится пернатому чуду,Весь мир изумлённо поднимет лицо...Теперь этот запах буквально повсюду, Теперь этот запах решительно всюду...
Похоже, что где-то протухло большое яйцо.
Конечно, такие песни в то время были опасны, но как вовремя они пришли к слушателю! И дело здесь не столько в тогдашней актуальности, а, в пусть часто саркастической, но абсолютной серьёзности содержания текстов.
Для тогдашнего рока они были необыкновенно серьёзны, и, наверное, Башлачёв не только образностью, метафоричностью, скоморошеской едкой бесстрашностью, но и этой серьёзностью много дал русскому року. Быть может, и «Поезд в огне» «Аквариума», и «Настало время менять» «Алисы», и «Мы ждём перемен» «Кино», и «Круговая порука» «Наутилуса Помпилиуса», и «Конвейер» ДДТ, и череда альбомов «Гражданской обороны» вышли из тех ранних песен Башлачёва. А потом также дружно почти все рок-группы пережили «русский», «былинный» период своего творчества.
Артемий Троицкий не раз вспоминал о своём знакомстве с Башлачёвым осенью 1984 года. Как, послушав его песни, пригласил приехать в Москву, где Башлачёва, как считал Троицкий, примут на ура. И как Башлачёв отнёсся к этому приглашению без внешнего энтузиазма. Но через месяц приехал, пел каждый вечер на квартирах, знакомился с известными поэтами и артистами, принимал книги с авторскими автографами. Затем отправился в Ленинград... В Череповец вернулся лишь затем, чтобы сжечь мосты.
Ну вот, ты — поэт... Еле-еле душа в чёрном теле,Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
В статье «Жизнь с кокаином», опубликованной в самом начале 1992 года, литературный критик Вячеслав Курицын писал: «...он (Башлачёв. — Р.С.) появился у самых дверей первой свободы, где-то в районе 85-го, когда поэт уже обязан был чувствовать, что воздух начинает пахнуть иначе, что такой рывок из рабства не рифмуется с ситуацией, что так дико кричать, как он кричал, уже странно, поздно, почти неприлично перед лицом тех, что жили раньше и круче, но так не кричали. Это было похоже на смех без причины. Но причина была, и она глубже, чем конкретно-исторические коммунистические заморочки. Башлачёв специально был дан в почти уже вольный момент, чтобы за счёт этого «почти», за счёт контраста между периодом первых надежд и его отчаянным надрывом показать, что истинно русской лире не нужны поводы для надрыва: она сама — уже повод, уже надрыв — вечный и независимый от погод».
Есть с чем поспорить, но — «надрыв — вечный и независимый от погод», по-моему, очень точно. Он отвечает на все до сих пор возникающие недоумённые вопросы: из-за чего Башлачёв покончил с собой? Почему отказывался от предложений записаться на «Мелодии»? Отказывался от съёмок в фильмах? Почему в тот момент, когда наконец-то произошёл прорыв рок-музыки на телевидение, на стадионы, уехал в Сибирь, в Среднюю Азию? Почему всё у него так получилось?..
В основе творчества Башлачёва, конечно, лежит протест. Но протест бывает разный, разного уровня. Кто-то протестовал против того, что его не принимают в Союз композиторов, кто-то — что не пускают на большую сцену, кто-то — что не выпускают за границу, кто-то — что страной правят коммунисты. Победив, протестующие успокаивались, переключались на неспешное высокое искусство, а то и на восхваление тех, кто им помог победить... Протест Башлачёва был выше, глобальнее, и действительно не зависел «от погод». И потому победы быть не могло. Невозможно представить себе победившего Пушкина, Льва Толстого, Есенина, Высоцкого...
«Мне было стыдно, что я пел. За то, что он так понял.Что смог дорисовать рога Он на моей иконе», —
написал Башлачёв тем, кто видел в нём гастролирующего по стране диссидента. И, может быть, это отношение к нему как к противнику чего-то узкого, какой-то «конкретно-исторической заморочки» и заставило его замолчать именно в том момент, когда с этой «заморочкой» стали бороться все кому не лень. Тогда, в 1987-м, заниматься этим было уже почти безопасно.
Часто, особенно в ранних песнях, Башлачёв повествует от «мы», включает себя в «нас».
Мы запряжём свинью в карету,А я усядусь ямщиком,И двадцать два квадратных метраОбъедем за ночь с ветерком.
Мы вскроем вены торопливоНадёжной бритвою «Жилетт»,Но вместо крови льётся пивоИ только пачкает паркет. «Больное семя»
НалегкеМы резво плавали в ночном горшке,И каждый думал о червячкеНа персональном золотом крючке.«Рыбный день»
Спохватились о нём только в среду,Дверь сломали и в хату вошли,А на нас Степан ГрибоедовУлыбаясь глядел из петли.«Грибоедовский вальс»
И пусть разбит батюшка Царь-колокол,Мы пришли с чёрными гитарами,Ведь биг-бит, блюз и рок-н-роллОколдовали нас первыми ударамиИ в груди искры электричества...«Время колокольчиков»
В поздних же песнях чаще появлялось «я», «ты», «он». Башлачёв словно бы отстранялся от остальных, от «мы». «Политика, быт, все «приземлённые» материи интересовали его всё меньше — и в жизни, и в стихах», — отмечал Артемий Троицкий. Башлачёв всё дальше отходил и от рокерской эстетики. Тогда появились его «Ванюша», «Хороший мужик», «На жизнь поэтов», «Слушая Высоцкого», «Егоркина былина»... Шедевры. А потом — обрыв.
...17 февраля 2008 года исполнилось двадцать лет, как Башлачёв ушёл из жизни. Дата эта выпала на воскресенье, и поэтому многие СМИ отметили её заранее — в пятницу, а то и в четверг. Вообще, у нас многое нынче начинают отмечать заранее — Новый год с ноября, избрание президента за полгода до самих выборов. Стабильное течение времени, расписанный календарь событий, никаких неожиданностей... Газеты поместили на своих полосах небольшие статьи, пространные интервью с рок-ветеранами, где те рассказывали о себе и Башлачёве; а телевидение (по крайней мере, центральные каналы) печальную годовщину, кажется, не заметили.
Грустно. И в который раз пришлось вспомнить модное словцо «неформат». В этом случае неформат и технический, и идеологический. Да, сохранившиеся кино- и видеозаписи Башлачёва не могут посоперничать с нынешней «цифровкой», песни его не услаждают слух. Наоборот, скорее раздражают чувства, как произведения всех больших поэтов.
Не ко двору Башлачёв сегодняшней культуре и всему, что её окружает, не подходит он и единогласной, казарменно бодрой модели, которую пропагандируют архитекторы жизни. Башлачёвские песни, написанные четверть века назад, вполне могут войти (или уже входят) в разряд нерекомендуемых к публичному исполнению, как, например, некоторые стихотворения Пушкина, басни Крылова, сказки Салтыкова-Щедрина (факты их исключения из концертных программ имеются)... После перестроечного всплеска свободы творчество Башлачёва вновь ушло в андеграунд, к которому сегодня можно отнести и интернет-сайты, книжные издания, диски. «Чего нет в телевизоре, — как гласит народная мудрость, — того нет и на самом деле».
По большому счёту, нынешняя подпольность башлачёвского наследия — это не так уж плохо. Всё что-либо значительное в последние годы постепенно уходит в подполье. Дело в том, что безобидных и забавных песен, стихов, рассказов, пьес — миллионы, они сыплются, как песок в воронку времени. А настоящее, застревая в этой воронке, заставляет тревожиться тех, кто пытается рулить культурой и искусством (таких руляющих во все времена было предостаточно). Что-то они пытаются протолкнуть в небытие, что-то вынуждены признать жемчужинами, что-то отправляют в запасники. В конце 1980-х в «серьёзных» изданиях относились иронически к упоминанию в статьях имени Башлачёва — он не был предметом обсуждения, не был фактом культуры. Чуть позже возникшая мода на рок-музыку сделала широко известным и Башлачёва. Посмертные публикации стихотворений, вал статей-воспоминаний, пластинка, книга, телевизионные передачи... Сейчас наследие Башлачёва в запаснике. Рулящим культурой боязно пропагандировать его поэзию, прибавлять громкость его песням — двадцать лет назад они будили тысячи равнодушно дремавших людей (пусть даже таких, как антигерой «Случая в Сибири»), сегодня же всё направлено на то, чтобы всех окутывала уютная дрёма... В такой дрёме лошадки обычно таскают телеги по хорошо знакомой им дороге, а возницы, намотав вожжи на кулак, мычат песенки без слов...
Все, кто говорят о Башлачёве, обязательно употребляют словосочетание «трагическая судьба». Да, конечно, судьба трагическая. И всё-таки, по-моему, ему повезло. Повезло в том, что нашлись люди (среди которых и нелюбимый многими «опопсовевший» Артемий Троицкий), убедившие Башлачёва, что его песни нужны не только в маленьком Череповце; повезло и в том, что он сам нашёл в себе решимость бросить более или менее устроенную жизнь, стать бардом в истинном смысле этого слова (или — как чаще говорят о Башлачёве — скоморохом). Повезло, что узкий и неприветливый, ориентированный в то время на западные традиции круг питерских рокеров принял его, а многие из тех, кого Башлачёв считал недосягаемо выше себя, назвали его гением, пошли за ним. Повезло ему со временем, в которое изречённое слово ещё много значило, слово слышали, впитывали, а главное — были люди, способные это слово изречь. И сколько было в те 80-е годы на Руси подобных Башлачёву, но погибших, не вспыхнув, не нашедших сил и смелости разжать зубы. Наверное, гибнут они и сегодня. Гибли всегда, потому что всегда были «не ко двору эти ангелы чернорабочие».
У каждого поэта есть стихотворение, которое, не всегда являясь лучшим, всё же стоит над всем его творчеством. Пресловутая визитная карточка. У Башлачёва это — «Время колокольчиков». Есть там такие строки:
Что ж теперь ходим круг да околоНа своём поле, как подпольщики?Если нам не отлили колокол,Значит здесь время колокольчиков.
Да, колокол, наверное, не отлит. Может быть, и нет в этом ничего страшного, может быть, «батюшка царь-колокол» — это сказка, ведь он изначально был расколот, и голоса его никто не слыхал. Страшно то, что не слышно сегодня тех, будящих, зовущих подняться колокольчиков, одним из которых был Александр Башлачёв.
То ли нет их в природе, то ли мы, оглушённые информационной какофонией, не способны расслышать...
Александр Башлачев - Время колокольчиков Скачать.
|